Вавилон и Башня

– Да? – Борисыч крутил баранку, направляясь, похоже, в центр.

– Два вопроса. Один конкретный, второй так.

– Охотно, – усмехнулся Борисыч. – Сначала какой?

– Конкретный. Куда мы едем?

– А! Не торопитесь. Расскажу на месте. Сейчас просто трудно будет объяснить. Давайте второй.

– Второй?

– Да, у вас же два вопроса было.

– А, ну да, второй. Не знаю. Ладно, наверное, – перехотел я спрашивать.

– Давайте-давайте. Я уже старый человек. Знаний накопилось много, остается только делиться. Как говорят, если учитель готов, ученик найдется. Или наоборот… не важно. Так что спрашивайте-спрашивайте.

«Ну-ну…» – подумал я, как-то не улыбалось стать учеником Борисыча. Школоты мне в жизни хватило. Но я все-таки спросил:

– Вы, Константин Борисыч, как думаете, что люди, как волки и овцы, бегают друг за другом и жрут? Кто-то убегает, другие догоняют. Я имею в виду хищников… и… е-мое, как это…

– Я понял. Думаю, нет. Знаете почему?

– Не знаю, – сказал я, хотя как-то сразу отпустило. Раз Борисыч так уверенно говорит, что нет, по ходу, так и есть.

– Я думаю, – продолжил Борисыч, – потому что мы все когда-то были детьми. Все! И без исключения. Не подростками, а совсем маленькими детьми. Понимаете?

Борисыч посмотрел на меня и, кажется, понял, что я ни хрена не понял. При чем тут дети, в натуре?

– Все дело в том, – продолжил он, – что когда мы еще дети, то обмениваемся совсем не словами, а… как бы это сказать… пониманиями, что ли… или смыслами. Обмениваемся своими состояниями. Когда чуть-чуть вырастаем, уже хуже понимаем друг друга. Потом все хуже и хуже. А взрослые вообще не могут понимать ни себя, ни других, когда обмениваются только словами. Тогда и начинается то, что вы называете… э-кхе, игра в «волки-овцы». Ведь если понаблюдать за маленьким ребенком, сразу видно, что он все понимает, только сказать ничего не может. Вот! А мы маленьких детей совсем не понимаем, нам нужны слова. Даже родители не понимают собственных детей. Всё хотят обменяться с ними словами. Требуют, мол, «ты это хочешь, так скажи». Или «назови, как это называется». Вы не замечали? Или то, что я про волков вам говорил, помните? Ведь волки тоже не используют слов. Как и любые другие животные.

Поэтому у настоящих волков, а не людей, которых вы волками называете, такая гармоничная жизнь. Они не дискутируют, охотиться сегодня или нет, переселяться сегодня или нет. Ну, вам, наверное, это вспомнится, когда вы были совсем маленьким и пытались общаться с родителями без слов. То есть языка… э-кхе…

– Нет, не замечал. У меня родаков толком не было.

– Да? Простите, Богдан, я не знал.

– Да ладно, какая разница. Не было и не было. Так к чему вы клоните, я чего-то не догоняю?

– Все дело в наших искажениях, которые приходят к нам со словами. Когда мы пытаемся переложить свои чувства в мысли, а мысли в слова. Потом и получается что-то невыраженное по-настоящему. А отсюда уже и агрессия, зависть и все-все остальное. Вот ваш, извините, патрон.

– Ну?

– А что ну? Я ему сказал, мне его стремление неинтересно. Понимаете? Я его как класс не принимаю.

– Как коммерса, что ли? Или как братву?

– Да не в этом смысле. Коммерсант, братва, это все условности. Я имею в виду природу его «живи сейчас, плати потом».

– А при чем тут это, Константин Борисыч?

– Ну как, он же меня попросил на себя работать. Так?

– Ну так. И бабло нормальное давал, небось?

– Да, но я не про деньги. Он хотел, а я отказал. Тогда он начал по-другому, как бы это… э-кхе… спрашивать. Настойчивее, понимаете?

– Ясен пень. Когда нашему хомяку нужно чего, его хрен с мысли собьешь.

– Во! А если б мы с ним не словами обменивались, а состояниями, тогда бы он понял, что не нужно со мной связываться. Просто представьте… два волка встречают друг друга в лесу. Один старый, второй молодой. Оба сильные, кровожадные. Они же поймут, что не надо им друг друга грызть, уж лучше за другим каким зверьем поохотиться. Так?

– Так-то оно так. Но хомяк не думал, что вы тоже волк. Поэтому и прессануть вас решил.

– Во! А зря. Мы все можем в волков превращаться. Не только, как вы говорите, овцами быть.

– Мне такую же байду дружбан один из Афгана гнал. Еще про какую-то башню затирал.

– Башню? Интересно. Ну ничего, дорогой Богдан Иванович. Я думаю, мы с вами все это переживем.

Борисыч натянул какую-то хитрую лыбу, а я опять ни хрена не понял, к чему это он.

Въехали во двор большой. Похоже, институт Борисыча.

Он открыл ворота, и мы попали в подвал, здоровый и темный. Дохлые фары «копейки» еле-еле светили. Я даже прикинул, что, может, Борисыч хочет и меня здесь на что-то подвесить. Но как-то слишком сложно, можно было порешить в гараже и все, ни ответа ни привета. Маслина от «Симонова» башню как орех раскалывает, так что и не узнать потом. Зачем через весь город везти?

Прошли, оставили мотор и спустились на этаж ниже, попали в узкий коридор с лифтом в конце.

– Константин Борисыч, мы куда идем?

– Терпение, мой дорогой.

– Ладно, только без трюков этих всяких…