Конечно, даже для операции на территории своего сателлита Советскому Союзу нужно было понимать, что это не приведет к конфликту с НАТО. И такая уверенность у советской верхушки была. «Правительства Соединенных Штатов и Западной Германии предприняли шаги, которые давали Советскому Союзу четкие сигналы, что они не хотят осложнять ход внутренних событий в Чехословакии. Так, в начале июля расположенные в ФРГ войска США получили приказ воздерживаться от излишнего наземного и воздушного патрулирования и избегать каких-либо инцидентов у границ Чехословакии <…> Правительство ФРГ, пытаясь отвести от себя очередные обвинения в провокации, приняло решение перенести военные учения бундесвера под кодовым названием “Черный лев” от чехословацких границ», – пишет историк Иржи Валента138. Окончательная позиция США по этому вопросу была зафиксирована в послании американского президента Джонсона Брежневу от 18 августа, где подтверждалось намерение Вашингтона не вмешиваться в ситуацию ни при каких обстоятельствах.
В ночь на 21 августа началось вторжение пяти стран Варшавского договора, известное под кодовым названием «Дунай». Уже в половине пятого утра здание ЦК окружили советские войска, а Дубчек был арестован. Через несколько часов его и еще несколько человек вывезли в Москву. «В целом эвакуация членов ЦК КПЧ прошла быстро и без происшествий», – сообщал министру обороны Гречко генерал Маргелов139.
22 августа состоялся внеочередной, так называемый Высочанский съезд коммунистической партии, который высказался резко против советской агрессии:
Мы стоим перед горькой правдой: войска государств, в которых мы привыкли видеть друзей, ведут себя как оккупанты. <…>
Нет сомнений в том, что эти действия должны привести к пагубным последствиям для всего международного коммунистического движения. Мы заявляем, что наш народ, а с ним и наша коммунистическая партия никогда не согласятся с такими действиями, отвергают их и сделают все для обновления нормальной жизни в нашей стране.140
Президент страны генерал Людвик Свобода в первые дни оккупации несколько раз выступил по радио, осуждая вторжение. Он отказался составить новое «рабоче-крестьянское» правительство, а затем пригласил к себе советского посла и потребовал устроить ему срочный выезд в СССР для переговоров с советским руководством. Интересно, что в итоге Свобода сыграл большую роль в капитуляции лидеров Пражской весны. Он добился, чтобы их выпустили из-под стражи и усадили за стол переговоров; своим авторитетом он смог придать этим переговорам видимость равенства сторон. Но он же в кулуарах давил на соотечественников, обвиняя их в легкомыслии и безответственности.
«Он не только не был политиком-реформатором, он не был, собственно говоря, политиком вообще. Он был солдатом, армейским офицером довоенной Чехословакии, по случайному стечению обстоятельств он стал командиром чехословацкой части, которая была сформирована во время Второй мировой войны в СССР и сражалась на стороне советских войск. Вероятно, уже тогда, во время войны, Свобода впитал идею тесного союза Чехословакии с СССР <…> Став президентом, он, вероятно, предпочитал больше походить на своих довоенных предшественников, чем на Новотного. И если бы дело не дошло до военной интервенции, он и в дальнейшем выступал бы за развитие демократии в стране. Но как только он оказался перед дилеммой – порвать с ориентацией на Советский Союз или нет, он сделал по-солдатски однозначный выбор в пользу Москвы», – вспоминал о генерале Зденек Млынарж141.
«Будьте как Гус, будьте как Швейк»
Вернувшись из-за границы, Гавел провел бóльшую часть лета у себя на даче. (В 1967 году он купил дом в поселке Градечек неподалеку от города Трутнов – по соседству жил его друг, бывший сценограф театра «На перилах» Андрей Кроб.) 20 августа Гавел вместе с Ольгой и актером Яном Тржиской приехал к знакомым в Либерец. Новости следующего дня застали Гавела и Тржиску с похмелья, что, впрочем, не помешало им принять быстрое и достаточно смелое решение. Оба отправились на местную студию чехословацкого радио и несколько дней вели оттуда трансляции: Гавел писал тексты, а Тржиска их читал.
Уже 21 августа Гавел обращается с просьбой о помощи к европейским и американским писателям. В эфире звучат имена Гюнтера Грасса, Дюрренматта, Макса Фриша, Сартра, Арагона, Артура Миллера, Сэмюэла Беккета, Эжена Ионеско, Евтушенко и Вознесенского142. 26 августа из Либерца звучит «Призыв ко всем гражданам»: