Как говорил в конце 1992 года словацкий политик Франтишек Миклошко, «в первую очередь нужно сказать, что республика действительно возникла в то время, когда Словакии прямо угрожала ассимиляция со стороны Венгрии. Чехословацкая республика сохранила Словакию в 1918 году, это нужно вновь и вновь повторять и говорить, что наша благодарность чешскому народу очень велика»380.
Политические реалии дополнялись экономическими: Богемия и Моравия стали индустриальными лидерами империи, а Словакия оставалась аграрной глубинкой. Все это заложило к моменту создания общего государства мощный контраст c точки зрения уровня благосостояния, урбанизации, образования, отношения к религии у чехов и словаков. В 1918 году на словацком языке учились всего 30 тысяч школьников. В парламенте Первой республики лишь 1% всех чешских депутатов составляли люди духовного звания, а среди словацких депутатов священников было 16%381. Андрей Глинка, словацкий священник и политик правого толка, писал еще до мировой войны: «Наши отношения с чехами должны быть братскими и естественными, произрастающими из сердца и крови. Мы должны пробудить чехов в вопросах веры, а чехи воскресят нас национально, экономически и культурно <…> Я не беспокоюсь о языке, ведь он почти одинаков. Нас уничтожит чешский атеизм»382.
30 мая 1918 года чешские и словацкие эмигранты в США подписали совместную декларацию, известную как Питтсбургское соглашение. И вот что в нем говорилось:
Мы одобряем политическую программу, направленную на объединение чехов и словаков в независимое государство, состоящее из чешских земель и Словакии. Словакия будет иметь свою собственную администрацию, свой парламент и свои суды. Словацкий будет официальным языком в школе, в учреждениях и вообще в общественной жизни. Чехословацкое государство будет республикой, его конституция будет демократической.383
Однако Томаш Масарик, сам поставивший свою подпись под этим документом, позже отзывался о нем едва ли не с презрением. Практика слишком быстро разошлась с питтсбургскими обещаниями. Господствовавшая в Первой республике идеология чехословакизма не подразумевала полного равноправия между двумя народами. В политическом, экономическом и культурном авангарде оказались именно чехи, а словакам отводилась роль своего рода младших братьев, которых нужно было опекать, защищать и поддерживать.
В словацкую историю более или менее искусственно вставлялись важнейшие события чешской истории, имевшие для словаков либо периферийное, либо просто нулевое значение, будь то гуситское движение или антигабсбургские «восстания сословий», подтолкнувшие начало Тридцатилетней войны. Больше того, чехословакизм предусматривал и постепенную ассимиляцию, полное слияние двух наций. «Через одно поколение уже не будет разницы между двумя ветвями нашей национальной семьи», – заявлял Масарик384.
Еще в декабре 1943 года, встречаясь в Москве с представителями КПЧ, Бенеш говорил: «Вы никогда не убедите меня в том, чтобы я признал словацкую нацию. Это – моя научная точка зрения, которую я не могу изменить <…> Я считаю, что словаки – это чехи и что словацкий язык является только одним из наречий чешского языка. Я никому не запрещаю называть себя словаком, но не допущу, чтобы провозглашали существование словацкого народа»385.
Однако высвободившись из-под венгерской тирании, словаки наконец начали осмыслять себя как отдельный народ. «“Чехословакисты” проглядели, что самим образованием Чехословакии был запущен механизм словацкого национального строительства», – резюмирует Александр Бобраков-Тимошкин386.
В конце 30-х годов бумажное единство «государствообразующих» народов рухнуло вместе с Первой республикой. Еще 19 сентября 1938 года, то есть даже до Мюнхенского сговора, Глинкова словацкая народная партия потребовала пересмотра статуса Словакии, основываясь все на том же Питтсбургском соглашении. 6 октября, уже на следующий день после отставки президента Бенеша, ведущие словацкие партии заключили так называемое Жилинское соглашение, закреплявшее автономию Словакии. Одновременно с ним был провозглашен Манифест словацкого народа, среди прочего призывавший словаков примкнуть к народам, ведущим бой против «марксистско-еврейской идеологии разврата и насилия»387.