На первый взгляд могло показаться, что словаки представлены во власти вполне достойно: словак Чалфа стал премьер-министром, а словак Дубчек – председателем Федерального собрания. Однако Чалфа представлял собой типичного «пражского словака» – человека, давно и прочно обосновавшегося на государственной службе в столице и в значительной степени утратившего связи с родиной. Что же касается Пражского Града, то он тоже оказался почти исключительно чешской тусовкой. В «мешке блох» с самого начала находился всего один словак – сооснователь VPN Милан Княжко; в президентской канцелярии он, собственно, и занимался вопросами Словакии. Однако Гавел ухитрился оттолкнуть товарища, пообещав ему пост вице-президента, который так и не был создан; сам он это потом называл неудачной шуткой. Но похоже, что в Словакии все восприняли вполне серьезно. «Если бы Гавел выполнил соглашение о том, что Чехословакия будет партнерской федерацией с постами президента и вице-президента, Княжко был бы вице-президентом. С этим он и уезжал в Прагу», – скажет в интервью 2008 года Ян Будай394. Княжко покинет команду Гавела и со временем станет одним из членов той политической команды, которая и добьется словацкой независимости.
«Мне очень сложно найти словака, который был бы готов переехать в Прагу и работать на Граде. В самом узком кругу, который сложился вокруг меня на Граде, в кругу моих сотрудников, всего один словак, Мартин Бутора; сейчас прибыл Миро Кусы, шеф нашей братиславской канцелярии. Охотно имел бы здесь больше словаков, но их очень сложно найти <…> я бы решительно сопротивлялся подозрениям в “прочешскости”», – настаивал Гавел в разговоре на словацком радио в феврале 1991 года395. Но и упомянутый им Бутора тоже вскоре покинул Град. Наконец к команде Гавела примкнул словацкий диссидент и литературный критик Милан Шимечка, но осенью 1990 года он скончался.
Споры о названии. Чешско-словацкие переговоры
За Чехословакию без дефиса!
Наконец, именно Гавел запустил затяжной конфликт вокруг символики и даже самого названия страны – конфликт, которого он опять же просто не смог предвидеть. 23 января 1990 года президент выступил в Федеральном собрании. Его речь была посвящена нескольким темам, причем на первую из них почти не обратили внимания: Гавел рассказал о своих планах по переустройству Града и реформам президентской администрации. Затем он вскользь упомянул возможную реформу избирательной системы, с тем чтобы более заметную роль в ней играли личности, а не партии. Для молодой и хрупкой демократии это уже было шагом на тонкий лед, однако никаких конкретных предложений он не сделал.
Следующее предложение, внесенное президентом уже в качестве законодательной инициативы, тоже казалось вполне безобидным. В 1945-1960 годах страна называлась так же, как и до войны, – Československá republika или Republika Československá. С конституцией 1960 года в название добавилось слово «социалистическая» – Чехословацкая социалистическая республика, ЧССР. Гавел же предлагал просто убрать его и вернуться к прежнему варианту:
Нашу республику по неясным и никогда конкретно не сформулированным причинам назвал социалистической мой предшественник, господин президент Новотный <…> Но какие бы мотивы им ни двигали, мне кажется очевидным, что наша республика так называться не должна. Будущее покажет, станем ли мы республикой человеческой, демократической, миролюбивой и процветающей либо же не станем. Но вставив в название государства тот или иной эпитет, мы не станем государством лучшим, чем сейчас.396
Следующая идея касалась государственного герба Чехословакии. На гербе периода с 1960 по 1989 год белый двухвостый лев (как на всех гербах Чехословакии и Чехии) располагался на фоне красного гуситского щита. Над головой льва была пятиконечная звезда, а в центре герба – силуэт горы Кривань в Высоких Татрах и пламя. По замыслу Гавела, на герб следовало вернуть традиционный словацкий крест (он есть на современном флаге Словакии), а в центр, кроме того, поместить моравского орла. Пятиконечная звезда, разумеется, должна была исчезнуть. Эскиз для президента сделал его друг, художник Йоска Скальник, и предварительных геральдических консультаций Гавел не проводил. Но то, что казалось Гавелу простым, на самом деле открывало ящик Пандоры. Его предложения не приняли, как он надеялся, с наскока. Обсуждение же законопроекта обычным парламентским путем породило сразу несколько альтернативных вариантов.