В марте 1968 года Словацкий национальный совет сформулировал требования федерализации, а в апреле они становятся частью «Программы действий». По факту федерализация оказалась едва ли не единственным достижением Пражской весны, которое не было затем, в ходе нормализации, уничтожено. Другое дело, что многие институты политического федерализма имели бы смысл только в демократическом обществе, а в условиях коммунистической диктатуры они свое значение теряли.
Тем не менее эти институты сохранились вплоть до бархатной революции, а некоторые из них оказали и самое прямое влияние на ход событий после ноября 89-го. В первую очередь здесь стоит вспомнить о таком политическом принципе, как zákaz majorizace: чешскому большинству запрещалось «переголосовывать» в парламенте словацкое меньшинство. В годы социализма этот принцип существовал лишь на бумаге, но сейчас подавляющее большинство комментаторов сходится на том, что после революции zákaz majorizace фактически парализовал конституционный процесс Чехословакии.
Интеллектуальные и культурные связи между двумя частями социалистической федерации были довольно скромными. Даниэль Кайзер пишет, что «типичный чех знал в Словакии горные хребты, но не настроения в городах, которые можно было с этих хребтов увидеть»390. Касалось это и диссидентов. Конечно, лидеры протеста знали друг друга, но тесного взаимодействия между ними никогда не было. Не забудем о том, как мало словаков подписали «Хартию».
Именно бархатная (по-словацки «нежная») революция воспринималась как шанс на серьезное переустройство национальных отношений. Диссидент Милан Шимечка в декабре 1989 года писал, что «за 35 лет жизни в Братиславе никогда не видел ничего настолько чехословацкого», но там же добавлял, что «Словакия со вновь обретенным самосознанием захочет выйти из чешской тени»391. Надо сказать, что эту тему с самого начала выделял и подчеркивал Гавел-президент. В его первом новогоднем обращении были, например, такие слова:
Моя вторая задача – проследить за тем, чтобы к этим выборам подошли два по-настоящему полноправных народа, которые взаимно уважают свои интересы, национальную самобытность, религиозные традиции и символы. Как чех на посту президента, который принес присягу перед лицом важного и близкого мне словака, после всего горького опыта, который был у словаков в прошлом, я чувствую свою особую обязанность проследить за тем, чтобы уважались все интересы словацкого народа и чтобы ему в будущем не был закрыт доступ ни к одной государственной должности, включая и наивысшую.392
А вот выступление на Староместской площади 25 февраля, в сорок вторую годовщину коммунистического переворота:
Два наших народа утратили свое самосознание, благодаря чему научились смотреть друг на друга довольно недоброжелательно. Многие словаки считают чехов колонизаторами, а многие чехи считают словаков довеском, который усложняет им жизнь.393
С другой стороны, на практике Гавел далеко не всегда шел навстречу словацкой стороне. Больше того, для словаков наиболее важными были именно символические вопросы, и именно в связи с ними новому президенту удалось сесть в лужу, причем несколько раз. Серьезную проблему, которую ни Гавел, ни его окружение не просчитали заранее, создал первый официальный визит главы государства. Через несколько дней после своего избрания Гавел отправился в Мюнхен и Берлин. Словацкие же политики заявили, что ему стоило выбрать местом первой рабочей поездки Братиславу. Огромная делегация, отправившаяся в США зимой 1990 года, была почти полностью чешской. Изначально в нее входили Мариан Чалфа как премьер-министр и актер Милан Княжко как советник Гавела, но при этом никто не представлял «Общественность против насилия» как таковую. После небольшого кулуарного скандала в делегацию вошли несколько представителей движения, которые, впрочем, получили статус «представителей медиа», что лишало их возможности участвовать во многих мероприятиях. Только когда во время остановки в Исландии бывший диссидент Ян Будай пригрозил, что представители VPN вернутся в Чехословакию, программу частично переделали.