Василий Голицын. Игра судьбы

Встали из-за стола, поклонились старухе. Гаврила достал из портов монетки. Среди них оказался серебряный гривенник. Радость хозяйки была неописуемой.

— Экое богатство привалило. Дак ведь не за что, — забормотала она. — Такие денежки!

— Мы еще заработаем, — уверил ее Петр. — Пользуйся, бабушка.

Вскоре путники достигли ворот Троице-Сергиева монастыря. Они не охранялись, и оба беспрепятственно подъехали к настоятельским палатам, спешились и, привязавши лошадей к коновязи, отправились первым делом в Троицкий собор — благодарить Господа за благополучное окончание пути.

Под хладными сводами собора обоих охватил благостный покой. Умиротворенно горели лампады, со всех сторон глядели святые лики, чем-то похожие друг на друга, словно вышли из одной семьи, одни испытующе, словно вопрошая: грешен ли, другие равнодушно, надмирно. Запахи ладана и елея слились в один, возвышающий, молитвенный.

Петр и Головкин покланялись Николе Чудотворцу, потом Пресвятой Богородице, постояли у Троицы ветхозаветной и посозерцали небесные образы.

Отец настоятель всплеснул руками, когда перед ним явились царь Петр собственной персоной и Головкин.

— Да как же это, великий государь, — растерянно повторял он, — без шуму, без стражи? Как можно? Упредить бы братию… Почести оказать… Царь пожаловал…

— Ты лучше, святой отец, прикажи покормить коней, да задай им полные хребтуги овса. Да и нам не мешало бы мясца отведать, бражки монастырской, — Петр был настроен благодушно, и его забавляла суетливость монаха, его оторопь. Как же — великий государь, да без свиты пристойной, без шуму, не предуведомив, как полагалось по обычаю святой обители.

— Сейчас, сейчас, государь батюшка! — встрепенулся игумен и кинулся вон из кельи.

— Какой я им батюшка, — проворчал вслед Петр. — Ну да ладно. Теперя надобно дожидаться обоза с матушкой и прочими. Не думаю, что Федька сюда явится. Небось до него дошло, что я утек. И он доискивается изменников в своем стане.

— Надо полагать, — качнул головой Головкин. — На всякой случай прикажи запереть ворота да поставить возле стражников с пищалями.

— То дело, — согласился Петр. — Всякая предосторожность не лишняя.

Когда вернулся игумен, Петр велел главные ворота запереть накрепко и поставить стражу.

— Слушаюся, государь батюшка. Однако же, кого пропускать велишь?

— Матушки царицы обоз подоспеет. Да потом мои потешные, два полка — Преображенский и Семеновский. Ты, Гаврюша, постой-ка возле ворот, дабы своих высмотреть, а чужих, коли явятся, отогнать.

— Погодим еще, — заикнулся было Головкин, которому совсем не хотелось торчать возле ворот в роли соглядатая.

— А чего годить? Время приспело. Вот-вот должны появиться, — возразил Петр.

И действительно: вскоре в ворота монастыря въехал царицын обоз — четыре кареты и несколько возков. Петр пошел навстречу, распахнув руки.

— Матушка, голубушка, здрава ли?

— Здрава, мой ненаглядный, здрава. Знать, молился за меня, овевало благостью.

— Не было ль погони какой?

— Не было. Все было покойно. Опосля как ты уехал заперли мы ворота, изготовились, истомились ожидавши. Но все было тихо. Преображенцы твои аж пять пушек подкатили к воротам, чаяли приступа. Обошлось.

— А где Натальюшка, сестрица?

— Да вот она — бежит-торопится с любимым братиком обняться.

Подоспела Наталья, красна девица. Петр ухватил ее за талию, поднял, поцеловал. Она как кукла болтала ногами, обутыми в алые сафьяновые сапожки.

— Пусти, Петруша, пусти же, боюся, уронишь, — раскрасневшись, молила она. — Экой ты сильный. А все ж боюся.

— Отпусти Натальюшку, — забеспокоилась и царица. — Не ровен час оскользнешься. Не люблю я таковых забав.

— Нет, матушка, николи я сестрицу не уроню. Обе вы мои ненаглядные, обеих оберегать буду. А что полки? — неожиданно спросил он.

— Сказывал полковник Патрик Гордон, что поспеют к Троице вскоре, как выправят обоз. Велел спросить: везти ли пушки?

— Для обороны тут своих достанет. Велю окольничего послать с наказом: пушек сюды не возить. А когда обещался поспеть?

— Завтрева к обеду, не прежде.

— Что так?

— Сказывал: нет нужды. Послал-де лазутчиков на Москву вызнать, не готовятся ли к походу. Воротились и доложили: переполох есть, а в поход не сбираются.

— Строю не видать?

— Кучкуются, промеж себя балакают, тревожно.

Вот если бы к Федьке Шакловитому проникнуть да выведать его намерения доподлинно? Петр более всего озаботился этим. Держал совет с ближними, решили дождаться стрельцов Сухарева полка, верных Петру.

Дождались. Вместе с полком явились Елизарьев со товарищи и ко всеобщему удивлению полковник Цыклер, известный приверженец царевны Софьи.

— А ты пошто не на своем месте? — ухмыльнулся Петр.

— Великий государь, дозволь тебе послужить, — виновато произнес Цыклер, отводя глаза. — Понял я: не туда затесался. Федька, ведомо тебе, злодейский замысел готовил, подбивал царицу и весь нарышкинский корень истребить. Ну а я против…

— Объявил о том Федьке?