Значит, искать надо с другого конца. Еще неделю назад Володя Соломин был нормальным парнем без всяких националистических завертов. Должно быть какое-то сильное эмоциональное потрясение, чтобы в считанные дни столь радикально измениться. Что произошло? Паренек сейчас дома. Живет в двадцать третьей квартире. Виктор подошел к сейфу, достал список членов квартирного товарищества. В двадцать третьей квартире проживал Сергей Юрьевич Соломин. Виктор был поверхностно знаком с ним, но ничего определенного о его прошлом, настоящем, о политических взгляда и т. п. не знал. Вероятно, сейчас Соломин-старший на работе – иначе сын не стал бы столь агрессивно разговаривать с учительницей по домофону. Сейчас пять часов вечера. Отец паренька с минуту на минуту может вернуться с работы домой. Что ж, тогда самое время…
Володя Соломин был дома один.
– Вы насчет разбитого окна? – открывая дверь полицейскому, поинтересовался он несколько вызывающим тоном.
– Какого окна? – удивился Виктор. – У меня личное дело к твоему отцу. Сергей Юрьевич дома?
– Еще не пришел.
– Ну, если не возражаешь, я подожду его в вашей квартире. Поговорим. Может, ты чем-нибудь поможешь.
– А что у Вас за дело? – все еще настороженно, не до конца доверяя благодушному тону полицейского, осведомился подросток.
– Ты как хозяин, сначала пригласи гостя присесть, предложи чаю, а потом расспрашивай.
– Ну, заходите, – поколебавшись, предложил Володя.
За чаем, разговорив паренька, Виктор узнал, что живут они вдвоем с отцом. Мать умерла, когда мальчику было два года. Отец работает прорабом в строительной фирме. Судя по обстановке в доме – компьютер, плоский телевизор, стильная мебель – материального недостатка в семье нет. Раньше они жили в Нарве, но это было так давно, что мальчик не помнит. В Нарве родился отец. Его бабушка, Володина прабабушка, перебралась туда к сестре еще в войну, так как ее родную деревню под Псковом спалили немцы. Ни прабабушки, ни бабушки по линии отца Володя не знал – они умерли до того, как он родился. Но зато он знал другую бабушку – мамину маму. Она раньше жила в Киеве, после Чернобыля часто болела, поэтому семь лет назад переехала к ним с папой в Таллин. Жила на даче в Мууга и недавно тоже умерла.
Рассказывать о родственниках приятнее и легче, чем объяснять, кто и почему разбил окно у Альбины Антсовны. Подросток совсем перестал бояться полицейского. Ему, в какой-то степени, даже льстило внимание к своей персоне со стороны взрослого солидного человека.
– Ну, если твоя прабабушка перебралась к сестре в Эстонию в войну, а не до войны, то, наверное, отец теперь не имеет никакого гражданства. Не так ли? – поинтересовался Виктор.
– Да, у него серый паспорт.[17] И у тети Зои серый… Все Соломины и Блиновы с серыми паспортами. Если Вы хотите папу на работу пригласить, то ничего не выйдет – с серыми паспортами в полицию не берут.
Виктор задумался. Он сам в начале девяностых взамен утратившего силу советского паспорта получил серый паспорт иностранца. Тоже из постоянного жителя Эстонии был политиками переведен в разряд временных, реально светила потеря работы… Много тогда ребят вынуждено было уйти из полиции. Кто-то потом уехал в Россию или на Украину, кто-то перебрался на Запад. Политика дело тонкое. Подручные Сталина в сороковых наворотили дел в Прибалтике, а тех, кто бежал из сталинской России, новая эстонская власть назначила козлами отпущения. Кому нравиться быть козлом отпущения? Серопаспортники – самая благодатная среда для роста эстонофобии. Нервный, с неустойчивой психикой паренек мог такого от своих родственников наслышаться.
Поглядывая изучающее на подростка, Виктор уже мысленно прикидывал, как поделикатнее расспросить паренька о том, что отец говорит об эстонцах в целом, но в это время дверь квартиры отворилась и в прихожую вошел Соломин-старший.
– Да у нас никак гости? – пробасил он, заглядывая в комнату.
Виктор поднялся из-за стола, шагнул ему навстречу:
– Здравствуйте, Сергей Юрьевич.
– Здорово, сосед, – переступая через порог, пожал тот протянутую полицейским руку. – Что-нибудь случилось?
– Разговор есть. Поужинаешь, забеги ко мне. Квартиру знаешь?
– В третьем подъезде, кажется?
– Восемьдесят четвертая.
– Договорились.
Сергей Соломин ужинал недолго – через пятнадцать минут он уже сидел на кожаном диване за журнальным столиком в квартире Виктора Демиденко.
Виктор не стал сразу рассказывать соседу о разбитом окне – окно дело третьестепенное. Для начала он расспросил Сергея, насколько тот доволен или недоволен выпавшей на его долю судьбой иностранца и вообще политикой государства по отношению к русским в Эстонии. Затем поинтересовался его мнением относительно Альбины Тылк.
– Очень хороший человек, – немного расслабившись после не особо приятных разговоров на тему межнациональных отношений, – ответил Сергей. – Всегда улыбается, ну и сам начинаешь, увидев ее, улыбаться. Потом весь день в душе как бы лучик светится…
Виктора, в отличие от Сергея, перемена темы не расслабила. Он напряженно смотрел в лицо собеседнику, как бы ожидая от него большей откровенности.