Я выглянул в окно. За крышами глиняных лачуг виднелась стена Херсон-Града и крошечные фигурки часовых на ней. От площадки со скважиной в ту сторону шла извилистая дорога, и на краю её вдруг появился мальчишка-оборванец. Меся босыми ступнями грязь, он волочил за собой на верёвке волосатую тушку мелкого мутафага. Остановился, разинув рот, в котором не хватало несколько зубов, уставился на «Каботажник». Постоял немного, развернулся и помчался обратно, бросив верёвку.
— В общем, так, — решил я, провожая его взглядом. — Надо вначале осмотреться, понять, что к чему. Наведаться в эту «Могилу». Вспомнить хоть что-то ещё. А потом уж…
— Ну ты прям как Разин! Всё так с ходу решаешь, совета не просишь.
— Что ещё за Разин?
— Да был один… — проворчал Чак. — Попался мне как-то. Наёмник, но не из омеговцев. Вообще, удивительное дело, как история повторяется. Главное, Разин говорил — у него тоже эта… амнезия! Память, мол, потерял, ничего не помню… Я, правда, не верил ему, а тебе вот верю. Вы и похожи с ним, оба себе на уме. Тока он покрепче с виду, лобастый, кулаки — во, как моя голова, и молчаливый. Ты вроде как тонкий, говоришь больше, и циничный, насмешливый. Он сурьёзный был, что твоё бревно, а ты хоть улыбаешься…
Куда ты, вот это, суёшься? — спросил он, когда я стал раскрывать двери.
— Езжай дальше сам, я как-то иначе в город проберусь.
— Ну да, щас, проберётся он. Когда омеговские патрули везде? Ты не видишь, что ль, — вон часовые. Как ты туда пролезешь? А меня все знают.
— Всё равно в «Каботажник» обязательно заглянут. И увидят меня.
— Эх-ма! — махнув рукой, он вышел из кабины в салон и поковылял за трубу с топливными баками. — Не увидят. Только вот одно меня волнует: кто мне за всё это заплатит?
Чак присел позади трубы и что-то сдвинул там.
— Ты же получил от Миры деньги, — я подошёл к нему. — Сколько ты запросил в последний раз, четыре золотых?
— Четыре золотых рубля! — при упоминании денег глазки Чака сверкнули. — Но успел получить тока рубль задатку ещё в самом начале…
— А как вы с ней расстались? С ней и отрядом?
— Как расстались? Кинула она меня! Обманула баба мерзкая. После того как ты вывалился вместе с тем херсонцем, мы ещё катили какое-то время и от варваров ушли. Остановились. Я сказал: надо «Каботажник» поремонтировать чуток. А она заявила, что они теперь пёхом пойдут. Я грю: а деньги? Сам управила тебе велел платить! А она мне ствол в нос сунула и ещё по морде дала. На том и разошлись.
— Значит, я отдам тебе остальное.
— Да нет у тебя денег. Ты ж, сам говоришь, не управила, так откуда они у тебя?
— Найду.
— Да не найдёшь ты ничего. — Карлик слегка сдвинул в сторону квадратный лист железа, запустив под него руку, подёргал что-то и выпрямился, поднимая лист как крышку. Открылся тёмный отсек, пахнуло машинным маслом.
— Короче, я тебе помогу в город попасть, а там и до «Крылатой могилы» доведу. А ты меня обещаешь к той штуке провести, которую под Крымом нашёл.
— Может ещё оказаться, что ничего я там и не нашёл.
— Может, и так. Но если да — я в деле. По рукам? Если согласен — тады ладно, тады мы с тобой напарники, и это начало прекрасной дружбы. Конечно, управиле херсонскому ни одна гиена облезлая не поверит, но ты-то вроде как не управила всё же? А мне страсть как хочется до той штуки добраться. Вдруг там кремний?
— Хорошо, — сказал я. — Что это за отсек?
— Товар всякий я там вожу иногда. Оружие или ещё что… Давай, лезь. Или темноты боишься? Проедем ворота, и в городе я тебя обратно выпущу. Ты, главное, вот что запомни: в городе нам всё быстро надо будет делать. Я «Каботажника» в мастерскую загоняю — и сразу идём в «Крылатую могилу». Там попробуем выяснить, что к чему. И уже ночью надо наружу валить. Потому что, как ни крути, Инкерман сильнее Херсон-Града. И когда гетманы Херсон окружат… Конец городу и всем, кто в нём, понял?
Глава 10
Невзирая на уверения карлика, что его все знают, «Каботажник» обыскали — часовые боялись, что шпионы гетманов проникнут в город и устроят диверсию.
Я лежал в подполе, а над головой бухали кованые сапоги. Темнота, стук и глухие голоса вызвали новый приступ, который перенёс меня в бетонную комнату, к искрящей машине и человеку в мешковатой хламиде с электродами в руках. Я почти разглядел его лицо — но так и не смог вспомнить.
Потом шаги и голоса стихли, «Каботажник» поехал дальше. Снова встал, после чего карлик поднял крышку люка.
— Только ты в окнах особо не отсвечивай, — предупредил он, возвращаясь в кабину. — Осторожно как-то выглядывай. Портрет у тебя очень уж приметный, а омеговцы и местные сейчас настороже.
Мы долго ехали между приземистыми домами, сложенными из камня. Вокруг сновали озабоченные херсонцы, часто проезжали открытые машины или запряжённые манисами повозки, несколько раз мы видели велотележки с лёгкими жестяными кузовами. В некоторых лежал груз, в других на низких лавках сидели пассажиры.