Варвары Крыма

Когда двигатель смолк вместе с шипением тормозной системы, стал слышен шум ветра — на верхотуре он дул вовсю. Отпихнув меня, Чак побежал в кормовой отсек.

— Быстрее давай, — сказал я, подходя к двери.

— Не подгоняй, не манис! — крикнул он в ответ. Сдвинув створку, я спрыгнул и прикрыл глаза рукой.

Было очень светло и просторно; тёплый, почти горячий ветер дул непрерывно. Солнце висело в зените, по небу плыли пышные белые облака.

В проёме появился Чак с разводным ключом и биноклем. Сунув его мне, спрыгнул и поспешил к задней части самохода, прокричав на ходу:

— Смотри тока хорошо! И сразу мне говори, ежели чего углядишь.

Он опустился на колени у колеса, покряхтел, потирая загорелую шею, и полез под автобус. Я направился к тому месту, где дорога обрывалась, уселся на далеко торчащий вперёд кусок бетона, свесив ноги, поднял бинокль.

Отсюда открывался вид чуть не на всю вершину Крыма. Каменистые пустоши, поля, холмы, рощицы и пустыри с редкими развалинами тянулись во все стороны, теряясь в голубой дымке. Далеко впереди темнело Инкерманское ущелье, от него к нам ползли клубы пыли.

Я подкрутил окуляры, посмотрел на мутную завесу и крикнул, не оборачиваясь:

— Чак!

Возня под автобусом прекратилась.

— Чак! — повторил я.

— Только не говори, что нас окружает стая мутафагов, — раздалось за спиной.

— Хуже. Иди сюда.

Встав рядом, карлик приложил ладонь козырьком ко лбу.

— Ну чё там?

Я поднялся на ноги и протянул ему бинокль. Чак долго смотрел в него. Горячий ветер подул сильнее, и я присел на корточки, ухватившись за бетон.

— Едут, гады. Целая армия едет, — наконец сказал он. — Мотовозы там у них… Много мотовозов, однако. И ещё техника всякая. И автотаран, чтоб ограду херсонскую продолбать.

— Это значит, что они выступили сразу вслед за нами.

— Ага, и знаешь, кто виноват? — Карлик повернулся и ткнул в меня биноклем. — Ты! Ты и твои похождения в ущелье! Твою же ж мать, что ты опять там натворил у них?! От неуёмный человек!

— И ещё это значит, — добавил я, — что мы движемся прямо перед ними.

Чак подёргал мизинцем за серьгу.

— Так… так… — пробормотал он, пятясь. — И деваться нам некуда. Ежели в мастерскую до вечера я «Каботажника» не загоню, встанем посреди Крыма и тогда можем сразу себе могилы копать. — С этими словами он развернулся и побежал назад.

Выпрямившись, я зашагал к автобусу.

***

— Святой мутант, ну, некуда деваться! Ремонт срочно нужен, без ремонта «Каботажник» в любой момент встанет. И горючки нет почти… И не взлететь щас… Надо в Херсон-Град въезжать — и это прямо перед тем, как на него гетманы нападут!

Солнце сползало к горизонту. «Каботажник» катил между скалами, длинная тень скользила по камням сбоку. Под днищем громко дребезжало, мотор глох уже трижды, и Чак со страшными проклятиями запускал его. Он дважды заставлял меня перекидывать гофрированные шланги между баками, стоящими вокруг трубы в центре отсека, и теперь из того, в котором ещё оставалась солярка, доносилось приглушённое хлюпанье, какое бывает, когда остатки воды утекают в трубу.

— Хорошо хоть почти приехали. Щас за скалами этими пустырь начнётся городской.

Сидя на лавке возле кабины и протирая ветошью втулку, которую Чак снял, отключив привод на воздушный винт, я спросил:

— Что Херсон-Град вообще собой представляет?

— Город-базар, тем и живёт, — пояснил карлик. — И стоит он на месте, где, говорят, до Погибели большие железные авиетки опускались.

— Что опускалось?

— Ну, как у небоходов, у них же не токмо дирижабли вроде моего «Каботажника», у них ещё авиетки есть.

Он оглянулся на меня и добавил с деланным сочувствием:

— Не помнишь, болезный? Эк тебя по башке-то приложили. Ну, навроде птиц они, понимаешь? Только из дерева да этого… люминия всякого. Корпус такой, в нём пилот сидит, по бокам крылья, впереди пропеллер крутится. Движок там, лонжероны разные. Летают, Быстрее, нежели дирижабли, гораздо быстрее, но зато в воздухе долго держаться не могут. Дирижабль, понимаешь, легче воздуха…

— Как это? — не понял я. — Что ты плетёшь?

— А и не плету я, малый! — тут же взвился Чак. — Это паук паутину плетёт, а я дело говорю! Ты слушай и не перебивай старших! О чём я? Да! Дирижабли легче воздуха, если в совокупности брать всех составляющих, включая газ, который в баллоне, понимаешь ты? А авиетки — они по-любому тяжелее, в них совсем газа нет, только подъёмная силища, которую пропеллер создаёт с крыльями. Потому они не могут просто так висеть, а только двигаться, носиться туда-сюда как оглашенные. Для этого им горючки нужно немерено. Соответственно, они лёгкие, юркие, а всё равно подолгу не летают. Но! Я ж сейчас не о том совсем. Вроде у древних были такие авиетки, называемые самыми-лётами… нет, само…

— Самолёт, — сказал я. — Самолёты, так они назывались. Меня этому учили.

— Кто учил? — удивился Чак. — Правильно говоришь — самолёты. Откедова это слово знаешь?

Я пожал плечами, проверяя, хорошо ли почистил втулку.

— Учитель мой. То есть я так думаю… управителя ведь в детстве должны были обучать? Должны. Ты не слышал такое имя: Орест?

Чак покачал головой.

— Откуда ты его взял?