— Ну, надежда отбиться всё же есть. И потом, простому люду куда деваться? Вокруг же равнины да посёлки небольшие. Мутафаги, бандиты. До ближайшего поселения ты доберёшься, только ежели машиной хорошей владеешь… да и то лучше караваном. Мы с тобой между ущельем и Херсон-Градом вообще-то случайно так легко проскочили. А скорее даже, думаю, не случайно — просто кетчеры да людоеды перед отрядами гетманов разбежались. Ну вот, купцы эти договорятся щас и вместе отсюда уедут. А тем, у кого машин нет, или в караван затесаться какой не удалось, делать нечего, только город свой защищать. Ладно, чё торчать тут. Давай уж сядем, раз пришли, выпьем и обмозгуем, как нам далее быть.
Когда мы заняли стол, девочка слезла с бочонка и подошла к нам, по-взрослому сложив руки на груди. На поясе её в маленьких ножнах висел кинжал, на другом боку — граната, ребристый корпус с блестящей трубкой запала в кожаном кармашке.
— Ну, чё будете? — спросила она, поправляя берет. У девочки было розовощёкое лицо с тонким, едва заметным шрамом на треугольном подбородке и маленькие оттопыренные уши.
— У меня денег нет, — предупредил я.
— Вот как! — ребёнок повернулся к Чаку. — И у тебя? А чего же вы припёрлись, бродяги?
Карлик, быстро вытянув руку, щёлкнул её по лбу, и девочка отскочила. Берет слетел, косички с вплетёнными в них разноцветными нитями рассыпались по плечам. Она почесала макушку, тряхнула головой, отчего косички задёргались, как колосья пшеницы на сильном ветру, и снова нахлобучила берет на голову.
— Ты, значит, крутой у нас? — презрительно спросила она у Чака.
— Водку тащи, малая, — велел он. — И закуску. Мясо, хлеб, грибов. Побыстрее.
— Да ежели денег у вас нету…
— Есть у меня деньги.
— Да-а? Ну ты сам смотри, малой. Если обманете, то Матфей вас… — Она мотнула головой в сторону стойки. — У него дубинка знаешь какая большая? Примерно как ты весь целиком и даже побольше.
— Неси быстро, сказал.
Девочка зашагала было к стойке, но сразу вернулась обратно.
— А мясо какое подать, бродяги?
— А какое есть? — спросил я.
— Ну, значит, — она принялась загибать пальцы, — крысиные котлеты, мутафажья отбивная, шашлычки из пустырных курочек и ещё эта… кабанятина.
— Свинина, что ли?
— Не! — она помотала головой. — Матфей кабанчика вчера прибил, не свинку.
— Тащи кабанятину, — решил Чак.
Она побежала к стойке, но на полпути остановилась, быстро оглянувшись на меня, пошла дальше медленно, с достоинством топая босыми пятками по грязному полу и преувеличенно сильно, будто взрослая, виляя бёдрами.
— Когда Бурчун починит «Каботажник»? — спросил я.
Чак повесил ремень обреза на спинку, отодвинул стул подальше и положил ноги на край стола, для чего ему пришлось задрать их чуть ли не выше головы. Стянул с неё шерстяную шапочку, бросил на стол.
— К утру. Всю ночь работать будет, я ему семь гривней за это… Да и мне тут торчать долго нельзя, надо идти помогать. Так что? Вот мы в «Крылатой могиле» твоей. Чё дальше?
— Не знаю. — Ослабив шнурок, я немного сдвинул назад капюшон. — Не понимаю, почему Мира…
— Вот вам, жрите на здоровье. — Неслышно подошедшая девочка брякнула на стол две миски, одну с кусками холодной кабанятины, вторую с хлебом и грибами — маслянистыми, какого-то подозрительного сизоватого оттенка. Рядом она поставила бутылку и пару кружек. Наклонившись к столу, зашептала:
— И пейте тоже, тока быстро, мы сегодня рано закрываемся. Гетманы на нас войной идут, а они кушать припёрлись, дурни!
Выпрямившись, девочка покосилась на торговцев и добавила уже громко:
— А тебе, малой, вот, подуха под задницу подложить, а то ты ж ещё меньше меня.
На колени Чака полетела облезлая подушка. Он только хмыкнул в ответ. Юная разносчица исподтишка глянула на меня и зашагала назад к стойке, что было сил виляя бёдрами.
Сняв ноги со стола и подложив под себя подушку, карлик схватил из миски кусок мяса побольше. Вилок нам не принесли, но это не помешало мне последовать его примеру. Капюшон мешал, я ещё ослабил шнурок и почти целиком сбросил брезент с головы. Некоторое время мы усиленно жевали, потом Чак потянулся к бутылке, и тут со стороны стойки донеслось звонкое:
— Ты куда? Стой! Не лезь к ним, не лезь к бродягам, говорю! Дэу, назад!
Раздался звук шагов — довольно необычный звук. Он напоминал шум, с которым работает старый, давно не знавший смазки поршень.
Чак приподнялся на стуле, оглядываясь, я посмотрел над его головой. — киборг, — сказал карлик. — Расплющь меня платформа, киборг!
Одетый в серую телогрейку и ватные штаны, обрюзгший краснолицый мужик шагал к нам. Покрывало в чёрно-белую клетку он скрутил жгутом и обвязал вокруг поясницы. На голове его была шапка-ушанка, правая штанина обрезана немного ниже колена. Под нею скрипел, щёлкал, лязгал и дребезжал механизм, состоящий из кривых штанг, шестерён, покатого наколенника, пружин и поршня. Сбоку в захвате из проволоки висела пузатая масленка.
— Да не простой киборг — пьяный, — продолжал Чак. — Чего только в Херсон-Граде не увидишь.