Читаем Варламов полностью

Впрочем, как это сказал Расплюев? Ардатовский уезд Симбирской

губернии? Путает, господин хороший. Ардатовский-то Нижего¬

родской приходится! Ату его! Муромский входит в охотничий

раж, а Расплюев, как затравленный заяц, петляет, не дается.

Давыдов начинал заикаться, проглатывать слова, только б не

брякнуть чего лишнего. И Варламов, как бы заразившись от со¬

беседника, пошел заикаться. Уже слов-то не разобрать, одни меж¬

дометия:

—       А вы... вы... То-то того?

—       Вот-вот, ага... Ох, угу!

Варламов и Давыдов так увлеклись, что не только Муромский,

даже зрители не видят, не слышат, о чем там, в другом углу ком¬

наты, шепчутся Кречинский с Лидочкой. Но все-таки Кречин-

ский учуял опасность: надо выручать, Расплюев заврался, и об¬

ман может обнажиться. Кречинский показывает на портрет не¬

коего генерала, который висит на стене, и сообщает, что это — его

дед и что Иван Антонович (то бишь Расплюев) помнит того

деда.

Варламов вставал с места, подходил к портрету, вглядывался

в него, переводил глаза на Кречинского, снова на портрет: срав¬

нивал, искал сходство и даже как будто находил его, одобритель¬

но кивал головой, вроде бы успокаивался. Да, генерал на портре¬

те — человек почтенный. И Расплюев, глядите, облокотился о

сттинку кресла, как тот генерал... И Варламов удовлетворенно

смеялся. И смеялись все: Кречинский, Лидочка, сам Расплюев и

все зрители/

Так, благодушным смехом и завершалась сценка допроса. Пой-

мался не Расплюев, а сам Муромский? Поймался на пустяке?

Нет, еще нет!

Должен еще появиться Нелькин с обвинением в том, что Кре-

чинский украл драгоценный солитер Лидочки, а Кречинский —

доказать, что Нелькин лжет; он, Кречинский, еще должен разыг¬

рать благородное возмущение и, оскорбленный клеветой, отка¬

заться от руки Лидочки. Только теперь, когда Муромский мог бы

спасти свою дочь от немилого его сердцу брака, — он сдается.

Просит прощения у Кречинского, соглашается на свадьбу неза¬

медлительную, на завтра.

Вот где Варламов в роли Муромского оказывался «беспомощ¬

ным как слон». Стоял — большой и бессильный, — сам не свой.

Переминался с ноги на ногу, ни с места сойти, ни слова вымол¬

вить. И оставался таким оцепенелым всю следующую сцену, когда

приходит Нелькин уже с полицейским чиновником и ростовщиком

Беком, в руках которого доказательство мошенничества Кречин¬

ского.

Тут Муромский еще должен произнести несколько слов, но

Варламов делал это безучастно, деревянно, как бы оставляя всю

силу чувств для последнего выплеска:

А т у е в а. Батюшка Петр Константинович! а нам-то что делать?

Муромский. Бежать, матушка, бежать! от срама бегут!

Варламов произносил эти последние слова, как пишет об этом

Ю. М. Юрьев, «с незабываемой интонацией, в которой столько

горечи и грусти, и вместе с тем с какой-то покорностью судьбе».

Уже здесь, в конце «Свадьбы Кречинского», как бы угадывался

тот Муромский, который будет бедовать в следующей пьесе Су-

хово-Кобылина—«Дело». Потерянный, разбитый, растоптанный

Муромский, претерпевший полный душевный разор.

Роль Муромского в «Свадьбе Кречинского» — одно из блиста¬

тельных сценических созданий Варламова. В «Записках»

Ю. М. Юрьева содержится подробное описание этого спектакля

в Александрийском театре.

«Какими же средствами Варламов достигал тех же высот

творчества и в равной степени с Давыдовым и Далматовым

привлекал и к себе внимание зрителей в роли неизмеримо более

скудной во всех отношениях по сравнению с тем актерским ма¬

териалом, который так щедро отпущен Сухово-Кобылиным ис¬

полнителям двух главных ролей его комедии? — пишет Ю. М. Юрь¬

ев. — Ну, разумеется, прежде всего надо было иметь такой

талант, каким обладал этот замечательный артист, и его полное

неумение быть банальным — это первое. И кроме того, творчество

большого художника тем и отличается от творчества обыкновен¬

ных дарований, что оно нет-нет да и поразит вас своей неожидан¬

ностью, каким-то откровением, проявляющимся в самые обыкно¬

венные моменты, совсем на первый взгляд не примечательными,

но один легкий штрих, набросанный внезапно, одна какая-то ин¬

тонация поведет вас к целой гамме ощущений и выявит то, что

смутно таилось в вашем сознании».

Такою была мера актерского проникновения Варламова в саму

сердцевину образа Муромского.

В мае 1900 года литературная и театральная общественность

России торжественно отмечала 150-летие русского театрального

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии