Варяги и Русь

Также можно предположить, что славянское самоназвание ободритов — варины — могло сохраниться, по крайней мере, в одном из уже упоминавшихся «варинских» топонимов, названии реки Варнов. Топонимика могла обозначать не столько центр занимаемой племенем территории, сколько его границы: если все внутри племени называли себя одинаково, то выделять какое-то поселение как «варинское» смысла не имело. Однако такое выделение было бы естественно на приграничных землях варнов. И если к западу от ободритов в узком смысле, судя по всему, жило то же самое племя, упоминающееся в наиболее ранних источниках как вары, то к востоку от них жили уже другие славяне — лютичи. Гельмольд и Адам подчёркивают их отличие от ободритов. Адам локализует племя варнабов между полабами, линонами и хижанами. Гельмольд сообщает, что крепость Вурле на реке Варнов находилась в ободритских землях, недалеко от границы с хижанами. Так оно и было: главный город хижан Кессин находился также на Варнове, только чуть ниже по течению. Таким образом, Варнов был границей лютичей и ободритов в узком смысле по Гельмольду. Варнабы не могли не граничить с хижанами по Варнову и исходя из описаний Адама. Название реки Варнов, таким образом, могло означать собственно то, что и до сих пор так очевидно слышится в нём даже современному русскому человеку: «реку варнов», или разграничительную черту, за которой для лютичей начинались «земли варнов».

Границы племён чаще всего проходили по рекам или другим видным географическим ориентирам. Так, река Трава была границей между племенами вагров и ободритов в узком смысле по Гельмольду. Река Лаба/Эльба была политической границей Саксонии и славянских земель, река Пена — границей племён толленцев и чрезпенян, Одра — вильцев и поморян. По Гельмольду, река Варнов была границей ободритов и хижан (лютичей), так что для лютичей известность этой разграничительной реки как «варинской» границы выглядела вполне естественно. Но для самих ободритов-варинов такое выделение едва ли могло иметь смысл. Для них она должна была быть «лютичской» границей, а не варинской. Ободритское название реки в таком случае могло отличаться от «Варнова», и, возможно, оно сохранилось в скандинавских источниках. Скандинавские, или, скорее, датские источники — Саксон Грамматик и Сага о Кнютлингах — в XII в. знали Варнов под названием Гудакра или схожими формами (Gudagersaa, Gudakrsa, Gudacra).

Название Гудакра не имеет ни германской, ни славянской этимологии[496], и появление у данов такого «бессмысленного» для них и незаимствованного у славян, в случае, если все они называли Варнов Варновом, кажется очень странным. В то же время на северо-востоке Германии известно много гидронимики, не восходящей ни к германскому, ни к славянскому языкам, со всей очевидностью дошедшей с глубокой древности. И кажется маловероятным, чтобы даны сохранили название такого незначительного в межрегиональном плане гидронима на протяжении более чем полутысячи лет, в то время как у славян он и вовсе был неизвестен. С другой стороны, не вызвало бы удивление заимствование гидронима данами у славян в Х-XII вв.: времени наиболее активных датско-ободритских династических связей, присутствия знатных данов в ободритских городах, и частых войн XII века. В таком случае, они могли заимствовать дославянский гидроним у ободритов или у хижан, для которых выделение Варнова как границы земли варнов кажется менее актуальным, чем для соседних лютичей (хижане — тоже лютичи, но их столица стояла на Варнове, так что едва ли они могли отождествлять его с «варинской землёй»).

Сохранение дославянской топонимики славянами, жившими по Варнову, гораздо более вероятно, чем данами, никогда тут не жившими. Поэтому употребление двух форм названия реки может объясняться тем, что одна из них, Гудакра, была древней формой, употреблявшейся хижанами или варинами, другая — Варнов — более новой, «лютичской». В пользу чего говорит и сохранение этой формы названия реки (Гудакра) в названии священной рощи хижан — Годерак — на берегу Варнова, о которой сообщает Арнольд Любекский[497]. Такой же топоним подтверждают и папские грамоты[498]. В том случае, если данный топоним был бы датского происхождения и не был бы известен местным славянам, сложно было бы объяснить его возникновение в сугубо славянском языческом мире.