Ваниль для попаданки

— Скажу Эдмону, чтобы выделил двух стражников для дополнительной охраны, — решил король, — пусть встанут у дверей принцессы и всех обыскивают. Всю еду талисманом проверять на яды и магию, ставни не отпирать, гулять только в саду королевы.

Иолли расстроилась и надулась, как мышь на крупу, но перечить не посмела. Все же придворное воспитание — это нечто.

— Кто еще об этом знает? Баронесса?

— Я была нема, как могила, Ваше Величество.

— Вы умны, — бросила Александра и резко обернулась к сыну, — если хоть одна живая душа пронюхает о покушениях на королевскую семью, я этого… просто не пойму.

"Страшная угроза" — хмыкнула я про себя. Но Джуэл впечатлился.

Вопрос на засыпку — как ночуют юные незнатные дворянки в покоях венценосных особ? В гостиничный номер в таки случаях ставят раскладушку, а в королевском замке? Здесь все оказалось по-спартански просто — тюфячок на пол.

Между прочим, в средневековых замках дует. Тройное жалование, блин… Интересно, на местную аптеку его хватит?

Иолли долго и нежно прощалась с Джуэлом, который уходил в поход. Далекий и опасный поход по коридору в соседние покои. Интересно, они сейчас решали, как назвать сына, если что вдруг?

Я подгребла под себя теплого Арчибальда.

— Представляешь, кот, — шепотом пожаловалась я, — вот в таких условиях приходится жить. А ля гер ком а ля гер. Киллер у нас завелся. У нормальных людей тараканы заводятся…

— Киллер лучше, — с незверской мудростью мурлыкнул мой полосатый приятель, — его можно поймать и повесить.

— Это точно, — согласилась я, — а тараканы, если уж завелись, их только ядерным взрывом, и то — без гарантии. Послушай, Арчи, — вдруг осенило меня, — тут такое дело. А как у вас девушки поступают, если к ним парни пристают?

— В каком смысле — пристают? — уточнил кот, — веники таскают и плохими стихами достают?

— Да нет, попроще. Ну, там, в темном коридоре полапать. Во всех этих юбках даже между ног ему не врезать, как подушкой получится.

— Ох, — вздохнул Арчибальд, — всему-то вас, дев неразумных, учить нужно.

— Можно подумать ты, как родился, все уже умел. И гадюк ловить и по мирам шастать. Всему учится нужно, это нормально. Ну, поделись сакральным знанием, если оно у тебя имеется.

Кот поставил здоровущие лапы в белых носочках мне на грудь, сунул усатую морду чуть ли не в ухо, и начал мурчать-поучать-рассказывать, да так толково, образно и занимательно, что вскоре я уже грызла кусок пододеяльника, чтобы не хихикать. А то эта сладкая парочка еще подумает, что над ними.

Вернулась Иолли, расстроенная. Посмотрела на меня на полу, поморщилась и решила:

— Забирайся ко мне. Иначе к утру ты на этих камнях окочуришься.

— А если кто-нибудь увидит?

— Скажем, ты меня заслоняла собой от убийц, — легкомысленно махнула рукой Иолли, а я невольно поежилась. Ведь могу и вправду заслонить — и не заметить.

А ночью мне приснился сон. Я шла по коридорам дворца, в которых до сих пор ориентировалась не так чтобы сильно хорошо. Пожалуй, с гарантией не заблудилась бы в центральной части и на втором этаже левого крыла, где располагались апартаменты наследников, а остальная часть была терра инкогнита — неизвестная земля. Особенно кухня, бани, мыловарня, всякие подсобки, помещения для слуг.

Но в этом сне я шла по дворцу так, словно знала его даже не как свои пять пальцев (если задуматься, что мы знаем о своих пальцах кроме того, что на ладони их именно пять?) а намного лучше.

Я уверенно миновала несколько поворотов, свернула в переход, в который обычно не сворачивала — нечего мне там было делать, а просто побездельничать никто не приглашал.

Поймала свое отражение в зеркале и не удивилась, хотя было чему. Я — была не мной. Вообще не мной. Женщина в зеркале ничуть не походила ни на баронессу Рикли, ни на Маргариту: красивая, высокая, с толстенной, в запястье, русой косой, заплетенной довольно туго.

Одета она (или все же я) была в придворное платье, но какое-то необычное: с глухим воротом под горло, прямой юбкой и длинными рукавами, почти закрывающими пальцы. А еще — я заметила это не сразу, лишь во тором ии третьем зеркале, дама была, что называется, в интересном положении.

Прикольно, что в себе я ничего особенного не ощущала: ни тяжести, ни головокружений, ни тошноты.

Это я Иолли, что-ли, позавидовала?

Меж тем, я-дама дошла до большого портрета в массивной раме. Сейчас я узнала и местность, это была галерея портретов в правом крыле. Однажды ночью меня туда водил на экскурсию местный призрак.

Кто был изображен на портрете, узнать не довелось. Даме это было параллельно. Она торопливо, настороженно оглядываясь, шагнула к раме, пошарила ладонью на высоте собственного роста, подняла ее чуть выше, нащупала сложенный в несколько раз лист бумаги, вытащила — и быстро сунула в рукав.

Удобной штукой оказались эти рукава — записка исчезла раньше, чем показалась из-за края рамы. Вот как на экзаменах надо было шпоры-то прятать! Эх, умная мысля приходит опосля, а опыт — это такая специальная штука, которая появляется сразу после того, как была нужна.