Поддавшись порыву, Вацлав привлек жену к себе, легким поцелуем коснулся ее медовых уст, но в место меда губы испили полынной горечи. Эвелина ответила на поцелуй жадно, страстно, как неистовая куртизанка, ее поцелуй превратился в укус и к горечи полыни примешался металлический привкус крови. Вацлав со стоном отстранился, не узнавая свою нежную жену, а Эвелина вдруг насторожилась и обернулась в сторону переулка, из которого навстречу им вынырнул поздний гуляка, возвращавшийся из пивнушки. Вацлав с дрожью заметил, как по-звериному затрепетали ее ноздри, втягивая аромат живой крови, и стиснул ее за плечи, стремясь остановить. Но разве остановишь новообращенного вампира, снедаемого жаждой? Эвелина просто смела его с пути, так что Вацлав больно ударился о каменную кладку дома, и разрушительным смерчем устремилась к прохожему. Раздался сдавленный вскрик, а потом до слуха Вацлава донеслось жадное лакание, и невозможно было смириться с тем, что эти звериные звуки издает его нежная, изысканная жена.
Он добрался до нее через минуту, но было уже поздно. Человек был мертв, а Эвелина, присосавшись к его шее, словно большая пиявка, продолжала свое кровавое пиршество.
– Прекрати!
Ему с трудом удалось оттащить беснующуюся жену от трупа.
– Посмотри, что ты натворила! Он мертв!
В глазах жены не отразилось ни тени сожаления. И Вацлав с содроганием понял, что это существо с лицом его жены – уже не та, кого он любил. Его Эвелина была чуткой, сострадательной и милосердной. Ее сердце разрывалось от жалости к бездомным собакам и голодным нищим. Она стремилась помочь всем – попрошайкам, раненым птицам, брошенным котятам, побитым псам. Будучи бедной белошвейкой, она могла сунуть нищему последний грош или разделить с ним булку хлеба, купленную на ужин. Став богатой пражанкой, она щедро раздавала деньги Вацлава. И, отправляясь за новым платьем, могла вернуться без обновки и с пустым кошельком. И у Вацлава не было сил ее укорять, когда она со слезами на глазах рассказывала о случайно встреченной ею прежней приятельнице-служанке, которая влачит жалкое существование, ждет ребенка от человека, который от нее отвернулся, и едва сводит концы с концами. Эвелина не могла поступить иначе, как отказаться от покупки платья, казавшегося ей излишеством, когда она еще прежних не сносила, и отдать приятельнице все деньги, которые Вацлав выделил жене на обновку. Она переживала чужое горе, как свое. В этом была вся его Эвелина. У той же, кто сейчас стояла перед Вацлавом с перепачканным в крови ртом, не возникло даже мысли о том, что человек, которого она убила, был чьим-то сыном, братом, мужем, отцом.
Внезапно лицо Эвелины дрогнуло, и она рухнула на колени перед мертвецом. «Еще не все потеряно, – застучало сердце Вацлава. – Голод помутил ее разум, но она опомнится, покается, она станет прежней»…
В следующий миг Эвелина припала к рваной ране на шее прохожего, жадно глотая кровь, а Вацлава замутило.
– Идем! – Он с силой оттащил брыкающуюся жену от трупа. – Идем, пока нас никто не увидел!
Инстинкт самосохранения возобладал над голодом, и Эвелина покорно скользнула следом.
Когда они вернулись, никто их не встретил. Даже Снежинка, всегда ожидавшая возвращения хозяев на пороге, забилась в какой-то укромный угол. Зато Эвелина была весела и игрива, висла на шее у Вацлава и шептала ему скабрезности, которые он прежде слышал только от уличных шлюх. Вацлав с брезгливостью отстранил жену, ставшую чужой.
– Приведи себя в порядок, у тебя все лицо в крови.
Пока Эвелина поднялась наверх, он, обхватив голову руками, сидел у потухшего камина. Внутри разгоралась ненависть к себе и Франтишеку. Он не смог совладать с жаждой и поддался уговорам Франтишека. А ведь мог бы врезать приятелю, увести оттуда Эвелину и помочь ей скрыться из города, где отныне она представляла опасность для вампиров. Он медлил над телом Эвелины, не решаясь ее обратить. И позволил Франтишеку сделать это за него. «Иначе ты никогда не простишь себе ее смерти», – сказал Франтишек, вливая свою кровь в побелевшие губы Эвелины, и тем самым убил ее – кроткую, нежную, чистую, невинную. Та Эвелина, которая убила человека, а потом шептала Вацлаву пошлости, была порождением ада. Он любил ангела, а теперь в теле его жены поселился демон. И только он виноват в том, что с ней произошло. Когда-то Эвелина вытащила его из пропасти, в которую он скатывался. Теперь же он вверг ее в ад. Эвелина сделала его лучше, а он ее погубил.
Он потерял счет времени, сидя вот так, оплакивая свою любовь, когда наверху вдруг раздался звон стекла и мучительный крик. Вацлав помчался на шум и еще в коридоре услышал, как из-за закрытой двери спальни доносятся сдавленные рыдания. Он вошел. Эвелина сидела на полу и рыдала взахлеб. Рядом с ней валялась опрокинутая кадка воды – белоснежный ковер впитал в себя розовые подтеки крови. Старинное зеркало в кованой оправе было разбито: по стеклу шли трещины, похожие на зигзаги молнии. При виде него Эвелина вскрикнула, спрятала лицо в ладонях, и он увидел, что костяшки ее пальцев сбиты в кровь.