Ваксберг А.И. Моя жизнь в жизни. В двух томах. Том 2

У него открылось второе дыхание: дух общественных перемен вдохновлял его все больше и больше. Я пригласил его выступить в Центральном Доме актера, где уже не один год шли мои вечера «Перед лицом закона», всегда собиравшие огромную аудиторию — не только актерскую. Теперь уже я был уверен: он не откажется. И действительно — не отказался. Его встретил — нет, не заполненный, а пере-переполненный зал. До отказа забито было даже фойе — туда вынесли динамики: видно не было, но зато было хорошо слышно. Десятки людей разместились прямо на сцене — мы сидели в их окружении, и это еще больше придавало встрече атмосферу повышенной доверительности.

Найденов начал свое выступление такими словами: «Ни один вопрос не останется без ответа». И обещание это сдержал. Диалог с заместителем Генерального прокурора шел более трех часов. Гость был истинно демократичен и артистичен. Интеллигентен. Откровенен и самокритичен. И еще — остроумен. Главное — остроумен. Главное! Именно так… Уныло казенная серьезность, чиновное величие, боязнь шутки, едкого слова губят порой при публичном общении даже самые толковые мысли. Стать остроумным нельзя. Им можно лишь быть.

И вдруг — новое назначение!.. Почетно нелепое. Должность главного государственного арбитра как-то плохо вязалась с его кипучей натурой, сего потребностью воевать на самой-самой передовой. Там, где опасней и где, стало быть, он нужнее всего. Потом подумалось: это опять дают знать о себе привычные стереотипы. В годы так называемого застоя арбитраж, уныло штампуя решения о пенях и неустойках, был составной частью прогнившего хозяйственного механизма. Разделял его судьбу. Ни на что не влиял и влиять, конечно, не мог. Теперь на передовую выходил и он: предстояло активно задействовать все правовые рычаги для реальной поддержки обещанных и давно ожидаемых реформ.

Виктор Васильевич успел поделиться со мной своими новыми планами — на этом посту. Он старался казаться бодрым и даже довольным. Но старался он неумело: ему уже было трудно фальшивить. Даже освоиться с новым своим кабинетом — и то не успел.

Ни одному из его планов свершиться было не суждено: третий инфаркт оказался смертельным. Шофер привез на работу холодеющий труп. Пусть с опозданием и временным поражением, мафия — та, советская, уже крепко пустившая корни и открывшая дорогу своим верным наследникам, — его все же добила.

Жизнь оборвалась налету. Карьера не завершилась.

Зато с Медуновым все было — и осталось! — в порядке. Побыв какое-то время на посту заместителя союзного министра (немыслимая опала!), он уже без партбилета ушел на заслуженный отдых и остался в Москве: возвращаться в Краснодар не рискнул. Да и зачем?.. Разве что любоваться мраморной стелой, где золотыми буквами выбито имя «знатного земляка — Героя Социалистического Труда Сергея Федоровича Медунова». Эта стела продолжала украшать (кажется, до сих пор украшает) центральную площадь кубанской столицы. В Краснодаре о нем хорошо знали и знают, в Москве — гораздо хуже, здесь он искал — искал и находил — тех, кто был готов внимать его версии прошедших событий.

Газета «Советская культура» опубликовала 6 августа 1988 года письмо генерал-майора юстиции Крючкова, который слушал выступления Медунова в разных аудиториях. «Потоком брани, — писал генерал, — обрушивается Медунов на авторов публикаций и печатные органы, которые позволили себе публиковать „клевету“ на него. Особенно Медунов негодует по поводу статей Аркадия Ваксберга. Люди слушают, но по глазам вижу — не верят ни одному его слову».

Одни не верят — другие верят, все зависит оттого, к чему больше лежит душа. Время — великий фактор, оно и врачует, и списывает все былые грехи. Сейчас, когда пишутся эти строки, Медунову сильно за восемьдесят, он болен, одинок, потерял и жену, и сына, — как всякий человек в таком положении, наверно (безусловно!), несчастлив. Но потребность в реванше, пусть хотя бы и призрачном, никуда не ушла.

Ему снова дают и эфир, и экран, он реликт — скандальная знаменитость, дошедшая до нас из тех, в общем-то совсем недавних, но безумно далеких лет, — а жгучая потребность все переосмыслить, все подвергнуть сомнению, все вывернуть наизнанку стало модой у журналистов новейшей генерации: стремление к эпатажу любой ценой заменяет им и знание, и верность исторической правде. Да и то верно: болезнь и старость всегда взывают к сочувствию, физиология ведь тоже великий фактор, как и время, которое на нее влияет.

Один лихой журналист — из тех, кто в самый разгар «медуновщины» еще вряд ли окончил начальную школу, а, возможно, ходил в детский сад, — взял у несломленного партвожака подробное интервью, а красивый журнальчик предоставил для этого целых пять страниц, сопроводив текст лучезарными снимками из семейного альбома. Интервью предваряет авторское предисловие: «…теперь <…> все эти „дела“ <то есть „краснодарское“, „рыбное“ и им подобные> кажутся преувеличенными и надуманными и почти все жертвы напрасными…».