В высших сферах

— Завтра в Оттаве, — объявил сенатор, — парламентская оппозиция торжественно начнет в палате общин дебаты в поддержку нашего молодого друга Анри Дюваля.

— Вы думаете, это как-то поможет? — спросил Алан.

Сенатор резко ответил:

— Но ничего плохого это ведь не сделает, верно? И благодаря этому имя вашего клиента замелькает в «Новостях».

— Да, — признал Алан и задумчиво кивнул: — Это, несомненно, поможет нам в таком плане.

— Я уверен, что поможет, мой мальчик. Так что во время вашего специального расследования сегодня помните, что есть люди, которые действуют вместе с вами ради доброго дела.

— Спасибо, сенатор, я буду помнить.

Алан взглянул на свои часы и понял, что надо двигаться. Остро чувствуя близость Шэрон, он подошел к шкафу, куда официант повесил его пальто.

— Касательно того, что будет происходить сегодня, — мягко произнес сенатор Деверо, — у меня есть маленькое пожелание.

Алан, надевая пальто, обернулся:

— Да, сэр?

По глазам старика видно было, что он забавляется.

— Лучше будет, — сказал он, — если перед слушанием вы сотрете помаду.

4

Без пяти четыре клерк департамента по иммиграции вежливо пригласил Алана Мейтленда в зал заседаний в стоящем у воды здании департамента, где должно было проходить специальное слушание по делу Анри Дюваля.

Это был сугубо утилитарный зал, на взгляд Алана, — футов пятнадцати в ширину и в два раза больше в длину, с полированными панелями из фанеры, от которых все четыре стены до самого потолка были выложены стеклом с гравийной крошкой. В центре стоял канцелярский стол, тоже полированный, и вокруг него были аккуратно расставлены пять деревянных стульев. На столе перед каждым стулом лежала стопка бумаги и отточенный карандаш. По длине стола симметрично, на равном расстоянии друг от друга, стояли пепельницы. На маленьком боковом столике стояли стаканы и кувшин с ледяной водой. Никакой другой мебели в комнате не было.

Три человека появились там прежде Алана. Первой пришла рыжая девушка-стенографистка, она уже сидела перед раскрытым блокнотом и с апатичным видом рассматривала свои наманикюренные ногти. Вторым был Э.Р. Батлер, небрежно, но с достоинством сидевший на краешке стола. С Батлером болтал коренастый мужчина с тщательно подстриженной щеточкой усов, который был с Эдгаром Крамером на утреннем слушании.

Э.Р. Батлер первым заметил Алана.

— Привет и поздравления! — Адвокат встал и с широкой теплой улыбкой протянул руку. — Судя по дневным газетам, мы находимся в присутствии народного героя. Я полагаю, вы их видели.

Алан, смутившись, кивнул:

— Боюсь, видел.

Он купил утренние выпуски «Пост» и «Колонист» вскоре после того, как расстался с Шэрон и сенатором. В обеих газетах о слушании в кабинете судьи было напечатано на первой странице с фотографиями Алана на видном месте. Дэн Орлифф в своем сообщении в «Пост» употребил такие выражения, как «ловкие юридические ходы», «успешно сделанный Мейтлендом выпад» и «тактическая победа». «Колонист», все еще не ставшая страстным защитником Дюваля, не была столь панегирична, хотя изложенные в ней факты были достаточно точны.

— Ну где мы, адвокаты, будем без прессы? — добродушно заметил Э.Р. Батлер. — Нам дозволено лишь быть объектами рекламы при всей ее неточности. Кстати, вы знакомы с мистером Тэмкинхилом?

— Нет, — сказал Алан. — Не думаю.

— Джордж Тэмкинхил, — произнес усатый мужчина. Они обменялись рукопожатиями. — Я работаю в департаменте, мистер Мейтленд. Буду вести расследование.

— У мистера Тэмкинхила большой опыт в такого рода делах, — сказал Э.Р. Батлер. — Вы увидите, что он чрезвычайно справедлив.

— Благодарю вас.

«Поживем — увидим», — решил Алан. Но он был по крайней мере рад, что вести расследование будет не Эдгар Крамер.

В дверь тихонько постучали, и она открылась. Сотрудник департамента в форме ввел Анри Дюваля.

Раньше, когда Мейтленд видел молодого безбилетника, Дюваль был взлохмаченный, весь в саже и в пятнах от работы над днищем судна. А сегодня вымытый, свежевыбритый и с аккуратно зачесанными назад длинными волосами. Одет он был просто, как и прежде — в залатанные бумажные штаны, заштопанную синюю морскую фуфайку и старые матерчатые туфли, по всей вероятности, подумал Алан, с ноги кого-нибудь из экипажа.

Но внимание, как и раньше, прежде всего привлекало его лицо и глаза — круглое, сильное мальчишечье лицо; умные, с мольбою смотрящие глаза, в которых сквозила настороженность.

По знаку Тэмкинхила чиновник в форме вышел.

Анри Дюваль, стоя у двери, пробежал взглядом по лицам присутствующих. Последним он увидел Алана и тепло улыбнулся ему.

— Как чувствуешь себя, Анри?

Алан подошел к нему. Желая подбодрить молодого безбилетника, положил руку ему на локоть.

— Я хорошо, правда хорошо. — Анри Дюваль кивнул и, глядя Алану в лицо, с надеждой спросил: — Я теперь работать Канада… остаться здесь?

— Нет, Анри. — Алан покачал головой. — Боюсь, пока еще нет. Будет расследование.

Парень посмотрел вокруг. И, волнуясь, спросил:

— Ты будешь со мной?

— Да, буду.

— Мистер Мейтленд, — вставил Тэмкинхил.

— Да.