В высших сферах

Они перешли через Хорнби-стрит, дошли до отеля «Джорджия» и остановились, немного укрывшись от ветра за входной дверью. В воздухе чувствовалась влажность, указывавшая на то, что жди дождя.

— Право, не знаю, — повторил Том. — На это не укажешь пальцем. Видимо, своего рода инстинкт.

Алан вдруг спросил:

— А отчего у тебя возникло такое чувство?

— Когда я вручал капитану приказ nisi, то разговаривал с Дювалем. Помнишь, я еще спрашивал у тебя, могу ли с ним встретиться?

Алан кивнул.

— Ну, я с ним встретился и пытался заставить себя хорошо к нему отнестись. Но почувствовал в нем какой-то недостаток — слабину. Точно в нем посредине трещина — может, это и не его вина, может, это в нем заложено.

— Какая еще трещина? — насупился Алан.

— Я же тебе сказал, что не могу уточнить. Но у меня было такое чувство, что, если нам удастся высадить его на берег и сделать иммигрантом, он тут же развалится.

Шэрон произнесла:

— Не слишком ли это неопределенно?

Ей хотелось встать на защиту, словно совершалось нападение на нечто дорогое для Алана.

— Да, — согласился Том. — Потому я до сих пор и не упоминал об этом.

— Я не думаю, что ты прав, — резко произнес Алан. — Но даже если это и так, с правовой точки зрения ничего не меняется — его права остаются его правами, как и все остальное.

— Я знаю, — кивнул Том Льюис. — Это я все время и твержу себе. — Он поднял воротник пальто. — Словом, счастливо вам провести время!

3

Солидные двойные двери номера люкс на двенадцатом этаже отеля были открыты, когда Алан и Шэрон, выйдя из лифта, пошли по устланному ковром коридору. Все время с того момента, как они оставили Тома Льюиса на улице и стали подниматься в лифте, Алан чувствовал возбуждение от близости с Шэрон. И продолжал это чувствовать, когда сквозь дверь в номер увидел, как пожилой официант в форме переносит, по всей видимости, ленч со столика на колесиках на покрытый белой скатертью стол посредине комнаты.

Сенатор Деверо сидел в глубоком мягком кресле спиной к двери и смотрел на гавань, вид на которую открывался из центрального окна в гостиной номера. Когда Шэрон и Алан вошли, он, не вставая, повернул голову.

— Позволь тебя поздравить, дорогая Шэрон, что ты сумела заманить героя дня. — Сенатор протянул Алану руку. — Позвольте поздравить вас, мой мальчик, с совершенно замечательным успехом.

Алан пожал протянутую руку. И тотчас ужаснулся, как постарел и похудел сенатор со времени их последней встречи. Лицо старика бледно и голос слабый.

— Никакого успеха не было, — застеснявшись, сказал Алан. — Боюсь, даже брешь не удалось пробить.

— Глупости, мой мальчик! Хотя скромность вам к лицу. Да я всего минуту назад слышал по радио хвалебный гимн вам.

— Что они сказали? — спросила Шэрон.

— Это было описано как безусловная победа сил гуманности над чудовищной тиранией нашего нынешнего правительства.

— Они действительно употребили такие слова? — с сомнением спросил Алан.

Сенатор повел по воздуху рукой.

— Я, возможно, несколько перефразировал, но суть такая. И Алан Мейтленд, молодой начинающий адвокат, борец за справедливость, был представлен как человек, наголову разбивший противостоявшие ему силы.

— Если кто-то действительно так сказал, ему придется изобрести, как отступать.

Пожилой официант стоял возле них, и Алан сбросил пальто ему на руки — тот повесил его в шкаф и тихо удалился. А Шэрон вышла в соседнюю дверь. Алан проводил ее взглядом, затем подошел к банкетке у окна и сел лицом к сенатору.

— Мы получили временное преимущество — это правда. Но из-за ерундовой глупости я умудрился потерять его. — И он рассказал, что произошло в суде и то, как под конец Э.Р. Батлер перехитрил его.

Сенатор Деверо с достоинством кивнул:

— При всем при этом я бы сказал, что ваши усилия привели к отличному итогу.

— Так оно и есть, — сказала вернувшаяся Шэрон. Она сняла пальто и была теперь в мягком шерстяном платье. — Алан был просто великолепен.

Алан решил улыбнуться. Протестовать казалось бесполезным.

— Тем не менее мы еще далеки оттого, чтобы добиться высадки Анри Дюваля и получения для него статуса иммигранта.

Сенатор отреагировал не сразу, взгляд его снова был устремлен на воду и раскинутую под ними гавань. Повернув голову, Алан мог видеть узкий пролив Бэррарда, вспененный налетавшим ветром, и северный берег в водяной пыли. Корабль покидал порт — судно, груженное зерном, низко сидящее в воде; судя по опознавательным знакам — японское. К гавани, разрезая белую воду узкого пролива, направлялся паром с острова Ванкувер и начинал делать широкий разворот, направляясь к причалу. Прибывали и отбывали другие суда, люди, грузы — кипела, переплетаясь и пересекаясь, жизнь делового глубоководного порта.

Наконец сенатор произнес:

— Что ж, в конце концов мы можем и не достичь поставленной цели — высадить на берег вашего безбилетника. Случается, ты можешь выиграть сражение и проиграть войну. Но никогда не следует недооценивать значение сражений, особенно в политике.