— «Я объят сном, но бодрствует дух мой!» Может, и сейчас алчет яств под сырой землей ненасытное брюхо Чампуры! — смеялся, забыв на мгновение собственную беду, Батхо.
…И пошли, и пошли мы вспоминать истории о несравненном чревоугодии Чампуры.
Чампура был в самом деле примечательный человек. Прозвище «Чампура» — «Едало» — было дано ему за то, что он всегда, в любую минуту готов был сесть за стол — в особенности, за чужой. Нет, это не от скупости — просто у него не было ничего за душой, так что волей-неволей приходилось смотреть людям в руки. Хоть Чампура и был дворянский сын, но жил хуже самого бедного крестьянина. Бедность даже пыль из него вытрясла! Да к тому же у него было пятнадцать детей мал мала меньше.
— Мой муж не какой-нибудь простой человек, не думайте! Он из старинного рода! — говаривала жена его Тебро, которую Чампура называл не иначе как «Оранжерейной розой».
На что же, собственно, жил Чампура-Соломон? Со своими пятнадцатью детьми?
Ведь если сам он мог пропитаться за чужими столами, званым и незваным гостем, не пропуская ни одного праздника, ни одного сборища, то нельзя же было таскать с собой пятнадцать человек детей?
Главным источником его доходов была черная книга, которую он называл «Карабадином Джалиноза». Это была старинная врачебная книга, доставшаяся ему по наследству.
Переплет этой книги — помню с детства — был испещрен надписями, сделанными в разное время и разным почерком:
«Принадлежит Хафиландрэ».
«Более не принадлежит. Похищена Тимофеем».
«Иванэ Кишбердиани взял у меня на время лошадь, а на просьбу вернуть ответил колотушками».
«Иванэ Помполики. Преставился года ЧХШИ».
«Когда женщина входит в тело, одолевают ее страсти».
«Дщерь пшеничной каши Нина родилась 18… года майя 8 дня».
«Господи, сладчайший Иисусе, отверзи врата рая мне, грешнику, корыстолюбцу и прелюбодею Мелхиседеку».
И много еще других в этом роде.
Эта черная книга с ее смешными надписями была для своего хозяина и виноградником, и пшеничным полем, и дойной коровой… От нее он ждал обильных урожаев. И вся семья берегла эту книгу, как волшебный камень, дарующий исполнение желаний.
Благодаря этой книге в доме у Чампуры не переводились пища и припасы.
Словом, смешно сказать, Чампура-Соломон самозванно произвел себя в сельские лекари. За каждый порошок собственного изготовления, составленный невесть из каких снадобий, он брал не меньше, чем целую курицу. Были у него и такие лекарства, за которые он требовал упитанного барана: тайна этих лекарств будто бы восходила к самому легендарному Джалинозу.
Многие крестьяне верили Чампуре-Соломону, и слава его, как врача-целителя, разнеслась далеко за пределы нашей округи.
Впрочем, однажды репутация Чампуры висела на волоске.
Как-то на третий день пасхи бездельник Башхадун, дворянский отпрыск, повеса и пустослов, обратился к Соломону-Чампуре перед всем честным народом, собравшимся на площади перед лавкой, с такими словами:
— Ну-ка, скажи, если ты и в самом деле кладезь премудрости, как заставить осла замолчать, когда он ревет не переставая?
В толпе прыснули. Послышались смешки. Многим было приятно, что лекаря-экимбаша приперли к стене. А иные сами призадумались: в самом деле, разве возможно заставить умолкнуть ревущего осла? Будет себе реветь и голосить, пока не изольет до конца всю печаль своей ослиной души!
Но Соломон не оскорбился и не испугался вопроса Башхадуна. Напротив, в душе он, казалось, даже обрадовался.
И только попросил разрешения отлучиться на несколько минут, сходить домой, — на что ему было объявлено согласие.
Вскоре Соломон вернулся со своей черной книгой. Перелистав ее, он отыскал страницу, заложенную листом сельдерея, я прочел громко и внятно, так, чтобы слышно было всем:
«Если случится, что кто-либо воссядет на осла, а осел при том заревет и будет голосить не умолкая, то вот лекарство от сего. Тот человек пусть принесет масла Ширбахтского или просто чистого топленого и смажет ослу ноздри изнутри. Пока нос у скотины будет умащен сею мазью, она реветь не будет».