В тени родных деревьев

В Клдис-Цхаро я приехал опечаленный: растревожила меня разлука с моим любимцем! Через несколько дней я снова спустился к мельнице и нашел на этот раз дверь открытой. По-прежнему крутилось деревянное колесо. Вместо Чалхии вышел навстречу мне новый, незнакомый мельник, видимо только что поселившийся здесь. Я смутился и повернул было назад, но мельник заметил меня, окликнул дружелюбно… и мы познакомились…

Кротким и ласковым показался мне новый мельник Ражден — под стать самой этой мельнице и речке, крутившей ее колесо. Сразу же раскрылся он весь передо мной. И я в свою очередь поделился с ним своими горестями. Рассказал о сером быке… Мельник сочувственно выслушал меня, и я заметил слезы у него на глазах. Это меня поразило. Прошло время, мы подружились.

Раждена называли в насмешку звездочетом, мудрецом не от мира сего — и в самом деле, я видел не раз, как он с увлечением вглядывался в усеянное звездами ночное небо…

— Погляди на ту яркую, веселую звездочку! Вишь, как она рассыпает лучи охапками… Люблю ее, живит она меня! — и Ражден указывал рукой на сияющую в венчике лучей звезду. — А вон другая, поодаль — тусклая, гаснущая — совсем как я! — душа в ней еле теплится… Эту я не люблю, нет! — говорил он с улыбкой.

Расположившись на зеленой мураве около мельницы, этот сельский Фламмарион, точно завороженный переливчатым мерцанием звезд, подолгу созерцал сверкающий небосвод.

— Кто знает, может, и там есть род человеческий, шумят города, прозябают села… Может, и там не знает удержу обезумевшее богатство, а бедняки лижут камни от голода… А может, там нет смерти, люди живут вечно… — добавлял он после долгого молчания.

— Иногда мне хочется послать в вышину крылатое желанье… Птицей взлететь и достигнуть неба, попенять, пожаловаться матери Солнца…

— На кого?

— На жизнь, на злых людей, на судьбу… Эх, не сумел я отыскать свою звезду!

А жаловаться бедняге и в самом деле было на что… Жестоко обошлась судьба с кротким Ражденом! Сначала он потерял жену; потом — то ли в годы войны, то ли бродяжничая по белу свету, когда и присмотреть за ним было некому, схватил чахотку. Прослышал он, что есть где-то в горах чудодейственное место, Абастуман, целительный воздух которого может победить его недуг. Но поездка в Абастуман так и осталась для него недостижимой мечтой…

Попробовал было Ражден сам взяться за свое лечение — стал усиленно питаться, налег на яйца и молоко. Но сельчане подняли его на смех — ему приходилось глотать яйца тайком, прячась в укромных уголках виноградника или запершись в своей хижине. Но разве убережешься от глаз шутников? И вскоре Ражден, обозленный насмешками, отказался от яиц и молока, и даже с тех пор вовсе уже не брал их в рот.

— Все равно от них никакого проку!

…А замшелое мельничное колесо все кружилось, кружилось — как сама жизнь; жемчужная струя, ударяясь об него, разбивалась на тысячи осколков… Вечерами небосвод сверкал алмазной пылью Млечного Пути, девственно-ясным светом сияли звезды… В молочной ночной мгле дремали раскидистые орехи и статные осины, и под темной сенью их сумрак казался еще гуще.

Месяц, месяц, серп небесный,
Встань над горною громадой,
Сердце грустное обрадуй… —

напевал про себя Ражден. А мы, ребятишки, слушали его, затаив дыхание.

К нам опустись скорее, солнце,
Что ты прячешься за горкой?

Рассказам мельника не было конца. Грамоте он не был учен, но часто просил меня почитать и слушал с довольной улыбкой. Не все книги ему нравились.

— Нет, не то здесь написано, чего моя душа просит! — говорил он иной раз.

Немало видел на своем веку Ражден.

— В каких только не побывал я переделках — разве что между мельничными жерновами не пришлось протиснуться!

И в самом деле, многое испытал во время своих скитаний Ражден. Чего стоила одна Японская война! Дважды он был ранен: под Ляояном и в Порт-Артуре.

— Какой это ужас, война, — и не спрашивайте! Что народу перебили, сколько я видел рук и ног отрубленных… Черепов было рассыпано по полю несчетное число — как песку морского! Нет, ни один суд не мог бы оправдать нашего царя, — тут он понижал голос и оглядывался с опаской. — Что они творят, эти цари!.. Поглядеть на дела их рук — экое зверство… Нет, зверь и тот отшатнется! Иного солдата так и расплющило, распластало на земле! Слов не хватит, чтобы рассказать…

Вернувшись с войны, Ражден нашел дома полное разорение. Мать его умерла, отца и до войны уже не было в живых, единственная сестра вышла замуж и переселилась в другую деревню. Остался только пустой, брошенный дом. Во дворе, заросшем травой, чья-то коза, взгромоздясь передними копытами на изгородь, обгладывала ветви фруктового дерева. Соседи вручили Раждену срезанную на память и бережно сохраненную прядь седых волос покойной его матери…

Отвоевавшемуся солдату надо было подумать, как жить дальше. На другой день, посоветовавшись с соседями, он решил заступить место покойного мельника Чалхии.