Он махнул рукой куда-то к железной дороге.
— Много? — озабоченно спросил Борис. Его даже пот прошиб от отчаяния.
А старик снова надевал шапку.
— Да говори ты, старый черт! — закричал Андриевский. — Сколько танков?
— Многонько, — сказал неуверенно автоматчик. — Штук пять… А то, может, четыре…
— «Тигры»?
— Они. «Тигры»… Хотя, кажись, и не они… Однако сходствие есть…
Такой разговор в эту минуту не имел смысла. Борис выскочил из машины, спрыгнул на землю и подбежал к засевшей в ручье «тридцатьчетверке». Через нее перебрался на другой берег. Он спешил. Было скользко, но он бежал. Где-то посредине склона он вспомнил о минах и перестал хвататься руками за кусты.
Наконец он взобрался на то место, откуда была видна вся ложбина.
Слева от него теперь виднелись немецкие танки, разбросанные по полю. Их орудия были повернуты еще дальше налево, в сторону пологого возвышения, за которым скрывалась бригада. Над возвышением шел воздушный бой; значит, появились наши самолеты. Все это Андриевский увидел боковым зрением, а смотрел он прямо перед собой и немножко направо — туда, где вдоль железнодорожного полотна под прямым углом к оврагу лежала асфальтовая дорога. Вдалеке по ней двигались танки. Три «тигра». В походной колонне, один за другим.
«Зачем они сюда?» — тревожно подумал Андриевский. Но не смог сразу этого понять и не стал догадываться. Времени не было. «Тигры» были дальше от моста, чем рота Андриевского, но они шли быстрее, а нельзя было допустить, чтобы они пришли туда первыми. Махнув энергично рукой Чигринцу, Борис боком, спотыкаясь на каждом шагу, побежал вперед, не упуская «тигров» ни на минуту из виду.
Бежать вдоль наклонной плоскости, наверно, удобно было бы только хромому, у которого одна нога намного короче другой. У Андриевского же одна нога была вынужденно подогнута в колене, на нее он делал основной упор, врезаясь в землю лишь одним, наружным боком подметки, то и дело падая на колено, чтобы затормозить срывающуюся вниз другую, вытянутую, ногу. А тормозить было некогда, потому что хоть «тридцатьчетверки» шли медленно, но все-таки он почти не успевал за ними. Волосы под шлемофоном стали у него мокрыми, и сзади по шее тек знобкий, холодный пот. Где-то близко бежал старик автоматчик. Андриевский слышал за спиной его шумное дыхание и вдруг удивился, как тот сумел пробежать по этому склону почти два километра, успевая за танками. «Мне бы не пробежать», — подумал он, снова в который уже раз падая на согнутое колено, подтягивая правую ногу и снова устремляясь из последних сил вперед.
Потом, перед самым мостом, он увидел на снегу широкую темную полосу, идущую по диагонали вниз к бревнам, переброшенным через ручей. Это был спуск с асфальтовой дороги.
Кинувшись вниз, Андриевский невольно замахал руками — точно так же, как раньше размахивал старик десантник, — и так же невольно заорал во все горло опередившим его танкам:
— Алле! Алле!
Те остановились.
Сбежав к ручью, Андриевский хотел было припуститься вдоль берега, чтобы перейти воду через бревна, но тут же испугался, что не успеет этого сделать, и соскочил в ручей. Под ним что-то хрустнуло, хлюпнуло, одним прыжком он взлетел в воздух и врезался обеими ладонями, защищая грудь, в мокрую, рыхлую стенку другого берега. Сверху ему тут же протянули руки, и он кое-как вылез на снег.
Он плюхнулся грязными, мокрыми сапогами на свое чистенькое теплое сиденье и приказал заглушить моторы. Стало тихо.
— Бронебойным заряжай! — скомандовал он Карасеву, а сам сел на корточки и прильнул глазами к прицелу. Торопливо поворачивая одновременно башню и пушку, он увидел наконец в прорези темное пятно на границе оврага — это был спуск с дороги. Пушка еще чуть шевельнулась и замерла. Андриевский не снимал руки с рычагов, управляющих наводкой орудия. Руки лежали крест-накрест, как иногда приходится держать их на клавишах пианисту.
«Тигры» не показывались.
«Ну, давай, давай, — торопил их Андриевский. — Чего затыркались? Скорее давай! И не посылай вперед автоматчиков. Овраг же тихий… Хороший овраг… Давай, друг, давай…»
«Тигры» должны были уже появиться над оврагом. Но их не было. Свернули в сторону? Решили послать вперед разведку? Тогда — хана!