– Точно. В этом доме в баре – третий табурет справа. Черт возьми, Гвинн, я чувствую себя как школьник перед первым свиданием.
– Просто ты очень давно его не видел.
– Да, с того момента, как его сбили. Мы… Мы никогда раньше не расставались так надолго.
Гвинн добродушно подтолкнула его.
– Тогда давай иди, нечего тянуть. Я буду ждать в кофейне на том углу.
Джереми вытащил из кармана рубашки платок и промокнул лоб.
– Как ты думаешь, это не может быть ловушка?
Гвинн покачала головой.
– А какой смысл? Если бы Бернстайн хотел скрыться, он просто куда-нибудь переехал бы. Взял бы Денниса с собой или… или не взял бы. – Она задрала голову и посмотрела туда, где должен был находиться пентхаус. – Думаю, он ищет союзников.
В баре стоял полумрак, клиенты были самые обычные: бизнесмены, норовившие растянуть обеденный перерыв до конца рабочего дня, да торговцы, которые неестественно громко и увлеченно расхваливали свой товар пресыщенным покупателям, клюнувшим главным образом на бесплатную выпивку. Джереми остановился в дверях и стал осматриваться. Несколько посетителей равнодушно взглянули на него. Он не имел понятия, как выглядит Бернстайн, но знал, что с охраной у того все в порядке. Все здание фактически представляло собой крепость. Среди публики наверняка были и телохранители – скорее всего те, кто сидел в расстегнутом пиджаке, отодвинувшись от столика и оставляя правую руку свободной.
Один мужчина смотрел на него с явным сексуальным интересом. Джереми улыбнулся и чуть заметно качнул головой. Тот пожал плечами и отвернулся. Джереми стянул перчатки и подошел к стойке, вдоль которой стояли в ряд высокие табуреты, большей частью свободные. Однако на третьем справа сидел какой-то человек. Со спины… Нет, для Денниса слишком широкоплеч. Может быть, это Бернстайн? Джереми подошел и тронул его за рукав.
– Простите…
Ледяной взгляд мужчины пригвоздил его к месту. Огромный пористый нос, жесткие прищуренные глаза… Незнакомец помолчал, дав ему как следует испугаться, потом вежливо кивнул.
– Я занял ваше место? Прошу прощения… – Не ожидая ответа, он забрал свой стакан и удалился. Джереми успел заметить, как под пиджаком у него мелькнуло что-то черное и блестящее. Присоединившись к своему товарищу, сидевшему за столиком возле входа, он продолжил свою вахту, распределяя внимание поровну между Джереми и дверью.
Джереми перевел дух и взобрался на высокий табурет. Убедившись, что стойка чистая и сухая, он положил на нее шляпу с перчатками и стал ждать.
Бармен, худой темноволосый мужчина со шрамом над бровью, заметил его и подошел, слегка прихрамывая.
– Будете что-нибудь заказывать?
Джереми бросил взгляд в сторону двери.
– Да, все равно что. Я жду друга…
– Как и все мы, – философски заметил бармен, доставая бутылки. Джереми наблюдал, как он с профессиональной точностью отмеряет ингредиенты коктейля.
Заметив какое-то движение у входа, Джереми обернулся, но это были всего лишь две девицы с длинными замысловатыми прическами, увешанные яркими побрякушками. Перешептываясь и хихикая, они прошли в отдельную кабинку, сопровождаемые заинтересованными взглядами мужчин. Один из торговцев поправил галстук и направился в их сторону. Все было настолько обычно, что Джереми вдруг сделалось страшно.
Коктейль уже стоял перед ним. Он поболтал в высоком стакане зубочисткой с насаженной на нее «жертвой» – жемчужной луковкой, – рассеянно наблюдая, как расходятся круги по прозрачной ледяной поверхности. Потом нетерпеливо взглянул на часы и снова обернулся к двери, ерзая на неудобном сиденье и чувствуя, что привлекает всеобщее внимание.
Как узнать Бернстайна, когда тот войдет? Может быть, по реакции посетителей? Вряд ли. Большинство из них просто клиенты, занятые обычными делами: накручиванием счетов за представительство или супружескими изменами. Этот мир остался в прошлом. Последние несколько месяцев Джереми жил совсем в другом, скрытом от реальности за потайной перегородкой, – мире явочных квартир и секретных убежищ, где принимались решения о будущем человечества, которые должны были проводить в жизнь политики, народ и крупные корпорации. Прожив столько времени за кулисами, он уже сомневался, что сможет когда-нибудь снова вернуться в зрительный зал и спокойно досматривать пьесу.
Он поднес к губам бокал. Мартини с водкой, и соотношение правильное, очень даже неплохо… Да, именно так: обычный мир – не более чем пьеса. Тогда, в разговоре с Калдеро, он сказал, что ему все равно, по сценарию жить или нет. Почему же сейчас им овладела такая тоска по старой доброй импровизации?