Читаем В сетях интриги. Дилогия полностью

— И я говорю, што прав! — согласился Грамматин. — Так и принцу докладывал при случае: «Вам-де первому о себе зачинать — не рука. Надо ожидать, што государыня принцесса сказать пожелает. Хоть она и врозь с вами, да в сем деле сойдётесь, против Бирона если пойти». А принц меня ещё к Ушакову посылает. Даже не верится мне, чтобы этот старый травленый волк за нас был.

— Посулить ему побольше, он и отца родного продаст, не то што благодетеля Бирона! — уверенно подал голос Яковлев. — Ну, а министры наши как?

— Тоже советуют потише бы нам быть с принцем. И Кайзерлинг, и Шеллиан. Я вот и полагал нынче насчёт партии проведать… Много ль нас из войска набирается? Да вот…

Грамматин запнулся, словно не решаясь договорить, и снова огляделся на все стороны, особенно кидая подозрительные взгляды на три двери, выходящие в этот средний покой, словно подозревал: не подслушивает ли кто-нибудь за ними эту таинственную беседу.

— Много ль? — подхватил вопрос Бровцын, не замечая тревоги гостя. — Все пойдём, вот сам увидишь, брат-камерад! И простолюдье все, и духовный чин… все на Биронов! На иродов, на извергов рода человеческого. Сидит тута и в сей час у меня человечек один. Я его погодя призову, когда понадобится. Из духовных тоже. Слышь, оно вот. Он порасскажет, как ждут не дождутся люди православные, убрали бы мы того антихриста немецкого, слышь, оно вот!..

Сильным жестом докончил Бровцын свою нескладную, но выразительную, горячую речь.

— Всё это ладно! — тревожно, быстро заговорил Грамматин, очевидно приняв какое-то внутреннее решение. — Одно плохо. Принц у нас молодой, добрый… Подумал, подумал да и говорит: «Видно, на все воля Божия! Я уж и успокоил себя насчёт власти. А то затеешь дело, выдадут меня людишки злые Бирону… И вдвое хуже будет!» Да словно напророчил беду. Пока што с ним будет — а вас, слышно…

Грамматин оборвал, ещё раз огляделся и совсем тихо договорил:

— Вас… в с е х головой выдали регенту.

Бровцын, стоявший у печки, где он раскуривал трубку, услышав слова приятеля, только раскрыл беззвучно рот и опустился на стул, стоящий рядом, словно у капитана ноги подкосились.

Яковлев, вздрогнув, впился глазами в бледное, но спокойное лицо Грамматина. Несколько мгновений прошло в зловещем, удушливом молчании.

Первый забасил совсем трезвым тоном Бровцын, словно от чёрной вести и хмель с него соскочил совсем.

— У-уф! Мать Честная Богородица! Слышь, оно вот… И не пьян уж я больно, а ноги держать не стали. Друг, слышь вот, скажи… Да кто?! Да как! Да откудова знаешь? Сказывай, камерад, как же нам быть теперь, а?!

— Откуда вести пришли о… предательстве?! — осторожно задал вопрос и Яковлев.

— Чрез ушаковских молодцов да через Остермана. Разговор был на совете у господ министров… Один из них передал Бирону, какая партия-де против него в войсках гвардии собирается. От Бирона предатель поставленный кроется между нами…

Шумно, в негодовании вскочил было Бровцын при этих словах со своего места.

— Што… пре?..

— Да потерпи, капитан. Досказать дай! — остановил его Грамматин. — Бирон-де и порешил всех перехватать, покамест дело не созрело… Я, слышь, затем и поспешил нынче сюда: упредить вас, камерады. И сам долей ждать не стану. Может, нынче и придут немцевы архангелы. Не хорошо, коли я тут с вами попадуся. И принца моего тогда на цугундер потянут. Так уж…

Не договорив, он встал, ища глазами свой плащ и шляпу.

— Его высочество? — изумился Яковлев. — Решатся ли? Посмеют ли? Што они с им сделать могут?! С самим отцом императора всероссийского!..

— Ха-ха! — горько усмехнулся Грамматин. — Не видали мы, как у нас особам и поважнее принца люди, тем особам самые близкие, на недоступной высоте стоящие, своими царскими руками голову прочь рубили в тёмных казематах петропавловских! Царя Петра годочки страшные — не далеки от нас они… А тут — Бирон, палач немецкий, да задумается?! Ха-ха! Ну, прощайте, камерады. Я упредил вас по совести, по чести. Теперь сами смекайте, как вам лучше. Ночь добрая!

— Благодарствуй, камерад!.. Да, слышь, оно вот… С чего я так уж перепужался, и то сказать? А? Пусть жалуют шпыни алибо профосы Бироновы… Веселимся мы тута… ангела тут моего день справляем. Вот и все! Нешто…

— Ну, вестимо, ведомо: Ушаков тебе так и поверил! — глумливо перебил хозяина Яковлев и, хватая со стула плащ и шляпу, обратился к Грамматину: — Я с вами малость пройду. Ещё вы мне порасскажете. А после вернусь сюда, товарищам передам.

— Да уж гляди, приятель, хошь ты и штафирка, не военная косточка, а в кусты не утекай! Небось Бог не выдаст, Бирон не сожрёт. Старая поговорочка!.. А вас, камерад, весьма благодарствую, что хоть побывали, — светя и провожая Грамматина, обратился к нему Бровцын. — А то на дорогу посошок-от? Ась? По единой ещё…

— Нет, нет! — уже стоя в сенях и надевая свою шинель с треуголкой, отказался решительно Грамматин. — Время не ждёт.

Перейти на страницу:

Все книги серии Государи Руси Великой

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза