В путь-дорогу! Том II

И всѣмъ сдѣлалось еще веселѣе. Въ этомъ обществѣ, на пьяныхъ вообще имѣли взглядъ терпимый до безконечности. Пьяному прощалось всякое буйство, всякое неистовство, не только съ постороннимъ, но и съ своимъ братомъ студентомъ. Выходка Быковскаго ни мало не возмутила ни кого изъ присутствующихъ, со включеніемъ и пострадавшаго Сор-ванцова. Но по удаленіи бойца, общее настроеніе попойки скоро приняло также довольно воинственный характеръ. Студентъ Папушкинъ началъ придираться къ Гриневу. Въ немъ заговорила ревность.

— Ты что похваляешься? приставалъ онъ къ нему: ты думаешь — красавецъ писаный? а ты просто мальчишка, второкурсникъ, — наровишь только какъ бы тебѣ бѣдную дѣвушку ободрать!

— Ну, что ты брешешь? Папушникъ ты этакой! отвѣчалъ ему Гриневъ, покачиваясь. У тебя вѣдь на физимордіи-то черти горохъ молотили, — такъ какая же тебя дѣвушка полюбитъ? уразумѣй ты это!

— Я ее обезпечить хотѣлъ, кричалъ Папушкинъ, ударяя себя въ грудь. Чтобы она жизнь эту безобразную бросила!

— Сочетаться законнымъ бракомъ? ха, ха, ха!

— А ты молчи дрянь! Я какъ благородный человѣкъ хотѣлъ поступить, потому что у меня душа есть; а ты только надругаешься надъ ней.

— Дай срокъ, кричалъ въ свою очередь Гриневъ, и тебѣ еще останется!

— Какъ ты смѣешь такъ говорить? заревѣлъ Папушкинъ. И бранныя рѣчи полились изъ устъ его.

Дѣло приняло бы серьезный оборотъ; но въ эту минуту произошла слѣдующая картина: въ дверяхъ комнаты, гдѣ пировала компанія, появилась вдругъ нежданно, негаданно пьяная и мрачная фигура Быковскаго. Въ рукахъ держалъ онъ огромнѣйшее полѣно и помахивалъ имъ.

— А, вы здѣсь, голубчики! бормоталъ онъ. Вы меня заперли! я въ тартарары провалился, всѣ ступеньки пересчиталъ! Кайтесь, я васъ расказню! И онъ приблизился, покачиваясь, къ столу и размахнулся дубиной такъ, что всѣ отъ страху вскочили.

Положеніе было критическое; но ни кто не рѣшался напасть на Быковскаго, который все болѣе и болѣе подступалъ къ столу. И опять одинъ изъ братьевъ Сорванцовыхъ сдѣлался жертвой его пьянаго гнѣва. Гришенька задѣлъ его полѣномъ такъ, что тотъ упалъ. Тутъ приняты были сильныя мѣры. Двужилинъ, какъ самый старшій изъ всей компаніи, отправился сейчасъ же внизъ, во второй этажъ, гдѣ жилъ портной Мельниковъ, и привелъ съ собою человѣкъ шесть молодцовъ. Эта дружина зашла непріятелю съ тылу и наконецъ обезоружила его. Гришеньку связали по рукамъ и по ногамъ. Попойка опять началась, но такъ какъ всѣ были утомлены, то походъ на Палермо отложенъ былъ до другаго раза.

XXV.

Пришло воскресенье, и Борисъ отправился обѣдать къ М. — новой. Онъ нашелъ ее опять въ угольной комнатѣ на диванѣ.

— Пойдемте къ мужу, сказала она вставая, и повела его въ кабинетъ.

Въ кабинетѣ сидѣли два господина. Одинъ — толстый, маленькаго роста, съ курчавыми волосами; другой — худой съ улыбающимся лицемъ, въ вицмундирѣ. Обоимъ было лѣтъ подъ пятьдесятъ. Когда Борисъ взошелъ вслѣдъ за хозяйкой, толстякъ что-то такое горячо разсказывалъ своему собесѣднику, размахивая руками.

— Вотъ, мой другъ, начала Ольга Ивановна, обращаясь къ толстяку, я тебѣ представляю моего знакомаго, Бориса Николаевича Телепнева.

Телепневъ поклонился молча. Хозяинъ вскочилъ съ кушетки, и очень радушно протянулъ ему обѣ руки, круглыя и пухлыя.

— Весьма пріятно, повторилъ онъ раза три, суетясь и приглашая Телепнева садиться.

Ольга Ивановна помѣстилась поодаль на кушеткѣ, возлѣ шкафа съ книгами. Въ этотъ день она была очень Эфектпа. Румянецъ такъ и игралъ на щекахъ, въ волосахъ блестѣли двѣ большія булавки. Широкіе рукава легкаго свѣтлаго платья открывали по локоть ея прекрасныя руки.

— Вы изъ Н? спросилъ хозяинъ Телепнева.

— Да-съ.

— А вѣдь вчшъ бывшій директоръ въ одинъ годъ со мной вышелъ изъ университета. На филологическомъ были вмѣстѣ.

— Кто такой? спросилъ гость въ вицмундирѣ.

— Геліантовъ, Іонъ Петровичъ. Облѣнился, говорятъ, теперь. Таковъ ужъ удѣлъ, видно, русскаго человѣка! И толстякъ захохоталъ

Тема объ Іонѣ Петровичѣ была довольно богата, но Телепневъ не воспользовался ею, — ему не хотѣлось перерывать опять старое гимназическое бѣлье.

— Ну, какъ вамъ нашъ университетъ понравился? спросилъ его М-новъ съ добродушной, полуотцовской улыбкой.

— Я еще все присматриваюсь, отвѣчалъ Телепневъ.

— И прекрасно-съ, перебилъ его хозяинъ. Присмотритесь. Наука дѣло святое. А на какой факультетъ поступили?

— На камеральный, проговорилъ Телепневъ, и подумалъ: „что это онъ меня экзаменуетъ?“

— Что же, доброе дѣло-съ, заговорилъ опять хозяинъ. Вы, значитъ, человѣкъ новый — Homo novus, посвящаете себя реальному знанію. Всякому свое-съ. Теперь ужъ наша филологія не въ ходу, хотя мы не жалѣемъ, что учились ей, сказалъ онъ, подмигнувъ глазомъ гостю въ вицмундирѣ. Вотъ мой коллега, Владиміръ Ивановичъ, профессоръ здѣшняго университета, и онъ указалъ на вицмундиръ, — помнитъ, какое у насъ время было. Мы вѣру имѣли въ слово человѣческое… цѣлый горизонтъ для насъ открывался. Такъ ли я говорю Владиміръ Ивановичъ?

— Да, да, отвѣчалъ Владиміръ Ивановичъ, многозначительно улыбаясь.