В путь-дорогу! Том II

Слушатели, и пишущіе, и непишущіе, были, вѣроятно, подавлены потокомъ словъ. По все-таки новичкамъ казалось, что они записываютъ и слушаютъ что-то очень глубокомысленное; а главное, имъ пріятно было сознавать, что это не урокъ какой-нибудь; никто не крикнетъ: Ѳедоровъ! отвѣчайте-ка! а называютъ ихъ милостивые государи и останавливаютъ ихъ вниманіе и просятъ у нихъ позволенія предпослать нѣсколько соображеній и т. д.

Вынесли-ли слушатели что-нибудь путное изъ первой лекціи громогласнаго декана — весьма сомнительно; по крайней мѣрѣ у Телепнева остались въ головѣ только клочки кой-какихъ фразъ и мыслей. Но эти мысли, фразы, были ему совершенно постороннія. Они не разбудили въ немъ желанія думать. Онъ не могъ сказать, чего ожидалъ отъ первой лекціи; но все таки прекрасно сознавалъ, что не этого. Да и могъ ли быть живымъ для массы новичковъ и гимназистовъ отвлеченный ' вопросъ о томъ, что такое геній и что не геній, когда никто изъ нихъ не понималъ хорошенько, въ чемъ состоитъ историческое движеніе не только русскаго, но и какого бы то ни было народа.

Передъ звонкомъ, натрубившій вдоволь историкъ значительно икнулъ и посмотрѣлъ на часы. Прервался потокъ громкозвучныхъ предложеній съ нѣмецкимъ строемъ, и онъ завершилъ свою лекцію тирадой, вызвавшей опять пріятную улыбку на лица, новичковъ: „Милостивые государи!“ возгласилъ онъ, „позвольте мнѣ имѣть честь остановить ваше вниманіе на изложенныхъ мною соображеніяхъ. Въ послѣдующее чтеніе я продолжу эти соображенія, на сколько они будутъ вытекать изъ существа самаго вопроса.“ Деканъ приподнялся, собралъ свои тетрадки и, спустившись съ кафедры, пошелъ въ дверь, помазывая свои виски. Вся аудиторія встала и провожала его почтительными поклонами.

IX.

Въ корридорѣ, вокругъ Телепнева, жужжалъ говоръ. Юношество видимо было возбуждено многословной лекціей о геніѣ Всего больше волновались, конечно, гимназисты. Нѣкоторые выхватывали даже фразы изъ тетрадки и дѣлились ими съ товарищами. Телепневъ подошелъ къ росписанію и увидалъ, что на камеральномъ разрядѣ лекцій больше нѣтъ; но на юридическомъ стояла лекція римскаго права, въ шестой аудиторіи; Домой ему не хотѣлось, и онъ полюбопытствовалъ послушать римскаго права. Профессоръ былъ съ какой-то мудреной нѣмецкой фамиліей. Прохаживаясь по корридору, Телепневъ задумался. Чувство одиночества защемило его посреди всей этой шумной толпы сверстниковъ. Знакомыхъ не было, да и трудно было ему завязывать знакомства такъ, какъ это дѣлалъ Горшковъ. Онъ сознавалъ, что всѣ эти юноши гораздо довольнѣе его, что ихъ наполняетъ животрепещущій интересъ минуты, что они полны удовольствія, вкушая новыя преимущества большаго человѣка — студента. И очень досадно ему стало, отчего и въ немъ нетъ того же; отчего онъ такъ безучастенъ ко всему окружающему, точно начитался онъ романовъ и хочетъ представлять изъ себя героя уже все испытавшаго. Его влекло къ этой массѣ свѣжей молодости, разгуливающей по корридору, гораздо больше, чѣмъ къ самому университету; но и тутъ не доставало ему пріемовъ. Онъ впервые почувствовалъ, что въ послѣднее время былъ слишкомъ поглощенъ своей личной жизнью. И тотчасъ же, при этой мысли, явились опять передъ нимъ неразлучные образы, и еще тоскливѣе стало ему еще мельче и ничтожнѣе показалась ему вся эта корридорная суета.