В путь-дорогу! Том II

Вечеромъ оба рано заснули и чуть свѣтъ въѣхали въ „маетности“. Но въ деревнѣ уже поднялся людъ. Когда Телепневъ раскрылъ глаза, тарантасъ, подпрыгивая, спускался съ пригорка въ кочковатую лощину. Онъ оглянулся во всѣ стороны. По зади былъ большой лѣсъ, откуда они выѣхали, по бокамъ также рѣдѣющая опушка; впе'реди рѣчка, чрезъ которую положены были два мостика. По другому берегу рѣчки тянулась въ одинъ порядокъ длиннѣйшая деревня, и лицомъ смотрѣла на рѣку, стало-быть и на подъѣзжающій тарантасъ. Телепневъ съ любопытствомъ воззрился на нее и началъ даже считать избы.

— Ѳедоръ Петровичъ! почти вскрикнулъ онъ.

Лапинъ проснулся.

— Что такое, батюшка?

— Посмотрите-ка.

— A-а!… Маетность на виду! Видите, какъ ее вытянуло!… Я имъ дуракамъ тысячу разъ говорилъ, чтобъ разсѣ-лились. Такъ нѣтъ, ломятъ одно, „мы-ста тутъ родились, цаво намъ дворы переносить“, а самъ за десять верстъ ѣдетъ пахать!… Такая мордва неумытая!

— Да вѣдь у насъ есть же хуторъ? спросилъ Телепневъ.

— Хуторъ нашъ, господскій, тамъ бобыли, работники, есть и семейные, да тѣ на вывозъ куплены, изъ пензенской, изъ-подъ Красной слободы.

— Неужели на вывозъ?…

— А что же это васъ такъ удивило?…

— Да какже на вывозъ, точно вещи какія!…

— Ну ужь батюшка, вы опять… И опекунъ махнулъ рукой.

Тарантасъ въ это время переѣзжалъ мостъ и, точно по клавишамъ, игралъ по звонкимъ бревнамъ, прикрѣпленнымъ „на авось“ крестьянскимъ строительнымъ искусствомъ. Поднялись на берегъ проулкомъ, между двумя амбарами и выѣхали къ колодцу на небольшую, зеленую площадку.

— Вотъ и дворецъ, указалъ Лапинъ.

Въ одну линію съ крестьянскими избами, только отдѣленный двумя переулками, стоялъ „барскій флигель“, довольно дубоватый на видъ, въ семь оконъ,’ побурѣлый и крытый почему-то тесомъ не поперегъ, а вдоль. Большой дворъ былъ огороженъ частоколомъ; изъ-за него виднѣлся густой липовый садъ. Ворота были заперты.

Звукъ колокольчика тотчасъ привлекъ къ барскому дому почти всю сельскую администрацію. Ворота со скрипомъ отворились и тарантасъ подъѣхалъ къ крыльцу, гдѣ Борисъ былъ спятъ съ подножки фигурой въ сѣромъ, широкомъ пальто лакейскаго покроя. Эта фигура оказалась прикащикомъ и осклабивъ лицо свое, отвѣсила молодому помѣщику и опекуну по очень низкому поклону.

Прикащикъ имѣлъ красноватую рожу, съ длиннымъ и тол- стымъ носомъ и маслянистымъ, полуплѣшивымъ лбомъ. физіономія его вообще не понравилась Борису. Заговорилъ онъ какимъ-то удушливымъ, обиженнымъ голосомъ, при чемъ водилъ правой рукой отъ себя въ горизонтальномъ положеніи. Кромѣ прикащика, явился ключникъ, старый, сухой, высокій мужикъ съ рѣдкими буро-сѣрыми волосами и сморщеннымъ лицомъ, похожимъ на греческое мыло. Явились еще чины и власти: бурмистръ, коренастый, низенькій мужикъ съ клинообразной бородой, точно изъ кудели, съ острымъ носомъ и въ огромнѣйшихъ сапогахъ, староста, красавецъ собой, должно быть буйный и слабый на счетъ женскаго пола, и трое выборныхъ, всѣ съ какими-то карявыми, несуразными лицами.

Весь этотъ синклитъ установился около дверей, въ первой комнатѣ, гдѣ Лапинъ съ Борисомъ расположились пить чай. Борисъ чувствовалъ себя стѣсненнымъ. Начальство, видимо, желало вступить съ нимъ въ бесѣду; а онъ рѣшительно не зналъ, объ чемъ начать ему бесѣду. Лапинъ началъ разспрашивать прикащика, но ему хотѣлось, чтобъ и самъ помѣщикъ показалъ нѣкоторыя хозяйственныя свѣдѣнія.

Всѣ чипы и власти ужасно цокали-, Телепневъ почти не по-понималъ ихъ рѣчи, особливо выборныхъ, порывавшихся говорить въ одно время. Прикащикъ отвѣчалъ довольно пространно; но все въ обиженномъ тонѣ. Онъ, видимо, желалъ дать почувствовать юному помѣщику, что опекунъ поставилъ его въ слишкомъ зависимое положеніе. Телепневъ переглянулся наконецъ съ Лапинымъ и на первый разъ отпустилъ команду, объявивши, что имъ еще будетъ время поговорить.

— Что вы, батюшка, сказалъ ему опекунъ по уходѣ сельской администраціи, точно все конфузитесь ихъ.

— Да какже, Ѳедоръ Петровичъ, вѣдь я никогда не имѣлъ съ ними дѣла, а тутъ нужно роль на себя брать…

— Не трудная штука… только небольшая разсудительность нужна… Да опять же вы не обязаны теперь… позвольте ужь… мнѣ эту тяготу нести; а вы только уваженіе имъ внушайте…

— Ха, ха, ха!… разразился Телепневъ.

— Что же вы смѣетесь?…

— Да смѣшно ужь очень, Ѳедоръ Петровичъ!

— Ну, батинька. плохой, вы, я погляжу, помѣщикъ!…

Телепневъ съ этимъ вполнѣ согласйлся; но выразилъ мысль, что не худо бы соснуть хоть часокъ. Ѳедоръ Петровичъ нашелъ такую мысль основательною, и оба они отправились въ спальню, просторную комнату, гдѣ пахло звѣробоемъ и полынью. Стѣны „барскаго флигеря“ не были штукатурены; мебель стояла сборная, стараго фасона, какая обыкновенно имѣется въ деревенскихъ домахъ, куда господа только наѣзжаютъ разъ въ десять лѣтъ.

Часу въ одинадцатомъ проснулись они и опять принялись за чай. Прикащикъ приросъ къ дверямъ и вопросительномасляная его физія вызывала на хозяйственный разговоръ.

Яковъ, пріѣхавшій съ господами, доложилъ, что старики пришли. Телепневъ посмотрѣлъ вопросительно на опекуна и на прикащика.