— Я считаю его совершенно удовлетворительнымъ, — отвѣчалъ Ергачевъ и взялъ у Бориса тетрадку.
Іона Петровичъ побагровѣлъ, какъ ракъ, всталъ и двинулся къ двери.
— Прощайте, господа, — проговорилъ онъ и вышелъ, хлопнувъ дверью; инспекторъ пошелъ за нимъ.
Чижиковъ отворилъ дверь и скрылся за начальствомъ. Во время бесѣды онъ ничего не слыхалъ и только наблюдалъ за тѣмъ, въ какихъ позахъ сидятъ ученики. Коряковъ также ушелъ, ни съ кѣмъ не раскланявшись.
Онъ не проронилъ ни слова; ни разу даже не повернулъ шеи, заключенной въ высочайшіе воротнички.
Геліодорскій вскочилъ, чтобы поклониться директору, и какъ тотъ вышелъ, подлетѣлъ къ каѳедрѣ. Онъ еще не вполнѣ излился; директоръ не давалъ ему говорить. Борисъ въ это время подходилъ къ партѣ. Геліодорскій взялъ его за руку.
— Позвольте, г. Телепневъ, — закричалъ онъ: — я не могу не замѣтить вамъ, что вы показали пренебреженіе всѣхъ правилъ изящной прозы!.. Ваше сочиненіе похоже на записную книжку… веденную рукой неискусной…
— Полноте вамъ, Викторъ Иванычъ… пустяки-то говорить, — прервалъ его Самородскій… — какую вамъ еще изящную прозу?… Что вамъ лучше для гимназиста седьмаго класса?… — И Самородскій ударилъ грамматика по плечу…
Геліодорскій окрысился; но, видя, что на него никто нѳ обращаетъ вниманія, нюхнулъ табаку и отправился къ двери.
Въ классѣ уже поднялся шумъ. Гимназистики повыскакали съ мѣстъ и собрались кучей около первой парты.
— Ну, крусавецъ, — говорилъ Самородскій, держа Бориса за руку: — молодецъ, зеліе… славно… Только смотри у меня — за вольныя мысли какъ разъ попадешься…
— Попадется, непремѣнно попадется! — подхватилъ со смѣхомъ Горшковъ. — Молодецъ, Борисъ! Ура!..
— Ура! — крикнуло нѣсколько человѣкъ.
— Тише, буйные народы! — закричалъ Самороддкій… и обратился къ Ергачеву.
— Ну, Иванъ Егорычъ, — писака у васъ славный… только вотъ добромъ-то не кончилась бесѣда!… Что прикажете дѣлать?..
Ергачевъ тряхнулъ головой и глухо проговорилъ:
— Много они смыслятъ… Телепневъ, — продолжалъ онъ: —я возьму съ собой ваше сочиненіе…
— Возьмите, Иванъ Егорычъ, — отозвался Борисъ.
— Ну, прощайте, крусавцы! — крикнулъ Ардальонъ Захарычъ и, взявши Ергачева подъ руку, вышелъ изъ класса.
Тутъ начался шумъ и гамъ. Всѣ точно праздновали побѣду. Мечковскій разъ пять прошелся колесомъ. Даже лупоглазый Скворцовъ почему-то ощутилъ радость и прискакивалъ на одной ножкѣ.
На Бориса лились похвалы товарищей. Задорные шестиклассники поглядывали на него съ завистью, сильно раскраснѣвшись. На ученикахъ 7-го класса можно было прочесть гордое сознаніе: «вотъ-де у насъ какіе есть таланты; не чета вамъ, мальчуганамъ». Маленькіе окружали Бориса и во всѣ глаза глядѣли на него.
Онъ собрался домой.
— Ну, Телепневъ, — сказалъ ему Абласовъ, увязывая книги — за сочиненіе тебѣ — спасибо; а еще больше за то, что не лѣзъ ругаться съ учителями… это, братъ, лучше всего!…
— Лучше всего! — крикнулъ Горшковъ, — Ахъ, ты, пиѳагоровы штаны! Надо бы bмъ… такого феферу показать!…
— Хочешь ко мнѣ обѣдать? — сказалъ ему Борись.
Горшкова это точно удивило почему-то.
— Очень бы радъ, Боря, — заговорилъ онъ, — да никакъ нельзя: Телянины просили, — я ужъ къ тебѣ въ воскресенье.
— Ну, какъ знаешь…
— А вотъ я Надѣ разскажу, какъ ты нынче воевалъ!… Она будетъ въ восхищеніи.
— Поклонись ей отъ меня, — весело проговорилъ онъ и, подумавши немного, прибавилъ — я нынче туда пріѣду вечеромъ, подожди меня!…
— Ну, и ладно, братъ!… буду ждать!.. Прощай!..
Горшковъ крѣпко пожалъ ему руку и перескочилъ черезъ скамью.
— Ну, такъ ты, Абласовъ, поѣдешь ко мнѣ? — сказалъ Борисъ…
— Согласенъ, братъ, вези… послѣ обѣда у меня кстати урокъ…
Они вышли въ корридоръ, окруженные толпой маленькихъ и большихъ гимназистовъ. Это было какое-то торжественное шествіе!…
— Что за процессія! крикнулъ вдругъ Егоръ Пантелѣичъ, возвращавшійся отъ директооа… — Разсыпьтесь!..
Било уже три часа въ билльярдной, а Борисъ все еще не возвращался. Софья Николаевна сошла съ верху и прохаживалась по залѣ.
Маша играла гаммы и часто посматривала на дверь въ переднюю. Пальчики ея довольно лѣниво перебѣгали no клавишамъ.
— Вотъ и Боря пріѣхалъ! вдругъ вскричала она и вскочила съ табурета.
Въ эту минуту Борисъ въѣзжалъ въ ворота. Большая сѣрая лошадь, круто загнувъ голову, выступала гордо на тугихъ возжахъ. Ѳеофанъ въ нарядномъ армякѣ и красной бархатной шапкѣ сидѣлъ молодцовато. Въ саняхъ были двое: Борисъ и Абласовъ.
Маша подбѣжала къ окну.
— Смотри, тетя, — крикнула она — и Абласовъ съ Борей!…
Софья Николаевна подошла также и смотрѣла, какъ Борисъ слѣзалъ съ саней и что-то такое приказывалъ кучеру. За нимъ вышелъ и Абласовъ, въ коротенькой сѣрой шинелькѣ.
Черезъ минуту они вошли въ залу.
— Здравствуйте, тетя, — сказалъ весело Борисъ, цѣлуя у ней руку… — Извините, что заставилъ васъ ждать.
— Нынче у насъ бесѣда была, проговорилъ Абласовъ, кланяясь Софьѣ Николаевнѣ. Она подала ему руку.
— Какая бесѣда? вскричала Маша, обнимая Бориса. — Боря, какая это бесѣда?
— Я, голубчикъ, свое сочиненіе читалъ вслухъ, — отвѣтилъ Борисъ… — пойдемъ-ка въ столовую… закусить хочется… Абласовъ, не хочешь-ли сырку?…