В полночь упадет звезда

Никто не удивился Горыниной мудрости, ни сама Брюнхильд, ни ее мачеха – волотам и положено земную мудрость хранить. Она уже готова была рассказать, что заговор передала ей прабабка-волотка, у которой девять голов, но сказки не понадобились. Повторяя за Горыней, Бранеслава перечислила по именам все полчище зловредных жен, распоясых и зверообразных, при этом обметая сына веничком из можжевеловых ветвей, а веничек потом бросила в печь.

Но средство не помогло – лучше Рагнару не стало. Целые дни он проводил в постели, и трижды в день ему приходилось менять мокрую от пота сорочку. Постоянный сухой кашель еще больше ослаблял его.

– Видно, хворь эту сильный какой-то злыдень навел, – сказала Бранеслава на другой день, убедившись, что среди названных семидесяти семи лихорадок не оказалось нужной. – Так вцепилась, что никак ее не выгнать.

– Но кто же сильнее, чем князь киевский! – удивилась Брюнхильд.

– Разве что другой какой князь… – покашливая, заметил Рагнар.

Спокойствие, с каким он переносил свою хворь и тревоги семьи о будущем киевского стола, подразумевавшие его скорую смерть, внушали Горыне уважение. Рагнар держался так, будто неотвязная болезнь причиняла ему лишь легкую досаду, а возможная смерть касалась кого-то другого, кого ему было вовсе не жаль. Пожалуй, князь из него вышел бы недурной, думала с огорчением Горыня: он был неглуп, а его власть над собой обличала твердый нрав и смелость. Знала бы она, где сидит та злыдня, сама бы на остров Буян за нею поехала!

– В том-то и дело, что другой князь. Только – какой? – Венцеслава многозначительно расширила глаза. – Уж не тот ли волот, – она покосилась на Брюнхильд, – что к тебе осенью присватывался?

– Не-ет! – поняв ее, Брюнхильд возмущенно затрясла головой. – Амунд не мог! Он три лета за морем провел – и захотел бы, не до того ему было, чтобы на людей порчу насылать. Но только он не захотел бы. Ворожбой только слабые воюют. А он сильнее всех на свете! Да и Рагнар хворает давно.

– Как раз три года! – возразила Венцеслава. – А ты с тем волотом три года назад впервые и свиделась. С Гримом он в поход ушел – не вернулся Грим, – при этих словах она резко понизила голос, не желая еще раз огорчать мать, – а Рагнар в ту зиму и захворал.

– У отца много врагов! Мало ли кто ему зла желает?

– В нашей земле таких уж и нет почти, – Бранеслава задумалась. – Из моей родни, Киевичей, и не осталось почитай никого. Из Щековичей разве что Семигость в Троеславле. Да мы с ним мирно живем… Сын его с Гримом на сарацин ходил…

– И живым воротился! – подхватила Брюнхильд, желая увести неприятные подозрения подальше от Амунда. – Может, это они нам пакостят!

– Если они, то худо дело, – Бранеслава озабоченно качнула головой. – Щековичи – дулебского корня. Они здесь не то что раньше варягов жили, а когда сам Кий с того берега пришел с родом своим, они уже на нашем берегу сидели. В Троеславле, в Домодеже, да и здесь, на Щекавице. Земля Полянская – им истинная мать. Они сюда пришли, когда корень дулебский, от обров спасаясь, на несколько ветвей распался. Одни на Волыни остались, другие на Тетереве да Уже осели и стали зваться древлянами, князя Драговита Старого внуки ушли на полуночь, на Припять, и стали зваться драговитовичами[30]. А меньшие на восточную сторону подались, на эти горы пришли и тут сели. Они полянами первыми прозвались и старшему роду, древлянам, платили дань. Потом хазары ими сто лет владели. Потом варяги пришли с князем своим Диром. И как прислали хазары за данью, варяги от полян им мечи свои передали. Мол, есть теперь здесь сила против вашей силы, и дани от земли Полянской вам больше не видать. До того было здесь трое князей: от Щековичей, от Киевчией и от хазар, те своим прадедом звали Хорива. Каждый своим родом владел, своим богам служил. А потом стал вместо Хоривичей Дир со своим родом русским. Когда же Олег пришел, разбил он и Аскольда, и Святовида, моего отца, и Велехвала с Щекавицы. Меня в жены себе взял и жен тех двоих тоже. Аскольдова жена уже в годах была, она через две зимы и умерла. Велехвалова жена, Солоница, была молода. Она через лето пошла с бабами на Днепр стирать да и утопилась… Сильно она злилась, что княгиней Олег меня взял, а ее в хотях оставил. Ну, так я была девица шестнадцати лет, а она лет на пять старше и уже вдова. Да и собой нехороша была, со мной не сравнить.

Это княгиня сказала без всякого самодовольства, да по ней и сейчас было видно, что в юности она была очень красива. Все слушали в тишине, прерываемой лишь сдержанным покашливанием Рагнара. В этом предании тесно переплелись судьбы древней земли Полянской и собственной их семьи.

– Я про Солоницу и не слышала раньше, – с удивлением заметила Брюнхильд. – У нее не было детей?

– От прежнего мужа был сын, еще не подстриженный[31]. Олег его отослал с глаз долой. Она, может, оттого и утопилась, что по сыну тоски не снесла. Уж больно много горя ей судьба дала: была женой знатной, богатой, в Киеве из первых, а стала полонянкой, вдовой, да еще и дитяти лишилась.