В полночь упадет звезда

– И что с этим сыном? – оживленно спросила Венцеслава. – Ведь если он жив…

– Это Воист. Олег потом вернул его и при дружине воспитал. Он с Гримом в поход ушел, да с ним и сгинул…

– Воист был сыном прежнего князя щекавицкого? – От удивления Рагнар даже приподнялся на лежанке. – Я не знал!

– Никто не знал, выходит! – подхватила Венцеслава. – Я помню его – отрок был как отрок.

– А зачем было знать? Он и сам своего рода не ведал, слишком был мал, родителей не запомнил. Без нужды не обижали его, вырос отрок добрый, воин надежный. Но уж когда княжьему сыну удачи не хватило, что об отроках говорить? – вздохнула Бранеслава.

– А вот у кого был бы повод нам мстить, – задумчиво проговорил Рагнар, проводя влажным платком по лбу и шее.

– Он уже больше полугода как мертв, – сказала Брюнхильд. – Если бы он порчу насылал, она бы теперь сошла, раз его в живых нет?

– Если он не знал, то и незачем ему было нас портить, – рассудил Рагнар. – Видно, другой какой злыдень… А Воист хороший паробок был, я любил его…

И хотя имена семидесяти семи лихорадок Рагнару пользы не принесли, эта попытка и разговор не прошли даром. Подумав еще день-другой, Олег объявил, к восторгу Брюнхильд, что берет ее с собой в гощение.

– С нею мы легко узнаем, кто метит ко мне в зятья, – сказал он жене и старшей дочери, – и у кого, стало быть, есть причина моему сыну зла желать.

– Ты из Стояны, что ли, приманку для злыдня сделать хочешь? – с сомнением обронила княгиня.

– Да любой злыдень и подойти побоится, – Венцеслава бросила взгляд на Горыню.

– Любой побоится, а тот, кому очень надо, подойдет. Для самой Брюнхильд опасности никакой нет – тому злыдню она живой и здоровой нужна.

– Что если ее похитят? – Рагнар улыбнулся, но в глазах его была тревога.

– А дева-волот на что? У Брюнхильд теперь заборона такая, какой и у меня нет. Что скажешь, Святогоровна? – Олег взглянул на Горыню.

– Да пусть хоть семьдесят этих злыдней соберется, – спокойно ответила Горыня, – погляжу я, как они попробуют госпожу у меня отнять. Костей не соберут!

Уж конечно, она прибыла в Киев не для того, чтобы отдать неведомым злыдням ту, что нужна Амунду плеснецкому.

* * *

Под рукой Олега киевского находились обширные владения и разные племена, но сама земля Полянская была невелика. Заселенная выходцами с запада, с земли Деревской, область полян протянулась узкой полосой вдоль правого берега Днепра, и хотя уже лет сто или больше как поляне перебрались через реку и стали осваивать левый берег, большим числом они никогда похвалиться не могли. Их старинными гнездами считались десять городков полянских – от Переяславля на юге до Любеча на севере, и всю ее можно было проехать за десять дней, не слишком торопясь. Княжеское гощение делало в день даже меньше обычного перехода – князю киевскому спешить не к лицу.

В первый день, пустившись в путь на север, собирались ехать только до Вышгорода – основанной самим Олегом крепости на правом берегу. Обозу из саней и всадников пути было всего на полдня, и двигались шагом. Олег с дочерью, оба верхом, ехали позади княжеских телохранителей, а Горыня следовала позади, вместе с уграми – конюшими и сокольничими княжны. Для нее сшили такой же угорский наряд, как у самой Брюнхильд, не такой роскошный, но тоже с отделкой зеленого шелка, чтобы сразу было видно, чьей малой дружины дева-волот. Две служанки Брюнхильд ехали в санях с пожитками. Ловчих птиц и Олег, и Брюнхильд тоже везли с собой – совместные ловы князя с местными старейшинами были почти так же важны, как жертвенные пиры.

– Послушай, Брюнхильд! – вдруг обратился к дочери Олег, когда киевские горы скрылись позади.

– Да, батюшка? – Она повернула к нему голову.

– Не говорил ли тебе Амунд…

– Что? – Брюнхильд невольно вздрогнула.

Именно Амунд сейчас и был у нее на уме. Она часто о нем думала, а сегодня, когда все родичи остались дома и они с отцом находились почти наедине, она прикидывала, не будет ли удобного случая склонить его на свою сторону. Она знала мудрость и проницательность своего отца – но неужели он прямо видит ее мысли?

– Ты больше всех нас с ним говорила. Не поминал ли он, что, мол, у них в Плеснецке есть могучие колдуны и колдуньи, что умеют хвори насылать?

– Н-не-ет… – протянула Брюнхильд, мельком вспомнив разговоры с Амундом.

Какие там колдуны? Она подавила улыбку. Они говорили о себе и о своем будущем. В тот раз, три лета назад, Амунд рассказывал ей о своей покойной жене – это было главное, что она запомнила из того разговора в шатре ее сокольничих. А минувшей осенью в Киеве – о том, что хочет жениться на ней самой. Что им было до всех на свете колдунов?

Но Брюнхильд не слишком удивилась этому вопросу – в разговорах с родней возле Рагнаровой лежанки не раз уже заходила речь о вредоносном колдовстве.

– Ты думаешь о Рагнаре? – отважно спросила она. – Гадаешь, кто мог его испортить?