Шли мгновения, и Олег все лучше осознавал, что произошло за эти годы. Асмунд… Ингъяльд… Грим… Рагнар… Исчезнувшая Брюнхильд…
– А ты чего ждал? – Мечтана, то есть Солоница, подняла веки и устремила на него прямой, без тени страха взгляд серых глаз. – Ты всю жизнь мою загубил, все племя мое унизил и поработил. Ты убил моего мужа. Была я княгиня полянская – стала полонянка, хоть[51] твоя, челядинка! Был у меня сын, звездочка ясная, – ты и его сгубил. Я тогда поклялась: сколько ни будет у тебя сыновей, всех я отниму, как ты моего отнял. А силы у меня есть. И умения есть. Слышит меня земля-мать, я ведь от корня ее. А не ты. Тебе не тягаться со мной. Убить ты меня можешь, это тебе по силам. Но снять чары мои не по силам никому. Дочери своей ты больше не увидишь. Сын твой меньшой поживет недолго. Сгинет род твой в Киеве, как из-за тебя сгинул мой, и на столе твоем чужак сядет, как ты сел…
– Молчи! – сперва изумленный, что опять слышит этот странный голос, нежный и в то же время грозный, Олег наконец опомнился. – Ничего ты не знаешь, змея подколодная.
– Я всю правду-истину знаю. У меня всевед-трава имеется – та, что всякий ищет, да не всякий находит.
– Врешь.
– Не вру. Пусть твои люди вон в той ступке посмотрят. – Солоница кивнула на одну из ступок на полке в углу.
Верес дернулся, однако благоразумно остался на месте. Один из Олеговых бережатых – так похожих один на другого и на самого князя, что с непривычки было чудно, – подошел к ступке, снял ее с полки, опасливо заглянул внутрь, потом перевернул.
На земляной пол высыпался какой-то сор, сброшенные змеиные шкуры, сушеная жаба – и мешочек в пол-локтя длиной.
– Это они! – выкрикнул Верес. – Моей бабки кудесы!
Олег взглянул на него:
– А ты кто такой?
– Верес я, кузнец из Боянца, что в земле Волынской, на Луге-реке. Я сюда ради этих кудесов и явился. Мои они, моей бабки наследство. Сестра, Затея, у бабки их украла – вот эта змеища ее на то подбила, – и ей отдала. А врала, навья кость, что нету у нее! Я не верил – как знал. Отдай мне их, Олег! – попросил Верес. – Тебе они без надобности, а мне бабка завещала. Я тех кудов знаю, и как их зовут, тоже знаю. Проверь, коли не веришь. Там жезлец осиновый, рушник и всевед-трава, в лоскут зашитая, в этом она не врет. Я ведь поймал эту змеищу, иначе тебе б ее не взять. А она к твоей дочери подбиралась как раз, когда я ее перехватил!
– К дочери моей? Так что ж ты молчал! Говори живее, что знаешь?
– Знаю не много. Была твоя дочь с тремя девами в лесу, в полночь, сидели на бревне, чего-то ждали. А эта змеища из лесу к ним кралась. Тут мы ее и перехватили. Что с теми девами дальше было – не ведаю, землей-матерью клянусь! – Верес наклонился и тронул рукой земляной пол.
Олег помолчал, переводя взгляд с одного лица на другое. Если Верес унес Солоницу из леса, не дав ей подойти к Брюнхильд, она тоже не может знать, куда делась девушка. Куда Солоница собиралась ее увлечь, он уже знал: сюда, в эту избу, вместе с Благоданом. Здесь их нет, но где Благодан, до сих пор неясно. И где те девы, которые были с Брюнхильд.
Но от Солоницы, выходит, ему больше пользы нет.
– Плохо тебе послужила всевед-трава, – сказал Олег Солонице. – Самого для себя важного ты от нее не проведала.
Солоница ничего не сказала, но в ее взгляде отразился вопрос.
– Твоего сына двадцать лет назад никто не губил. Жил он, целый и невредимый, сперва в Вышгороде, потом у меня на дворе в Киеве. Добрый был отрок, отважный и верный. Он с моим сыном Гримом в сарацинский поход пошел. И с ним в один час погиб. Ты у моего сына удачу отняла, а у них одна удача была на двоих, у наших сыновей. Ты и моего сгубила, и своего заодно.
Несколько мгновений было тихо.
– Врешь! – прохрипела Солоница, и звонкая нежность ее голоса сменилась задушенным скрипом.
– Нет. Клянусь, – Олег коснулся серебряного молоточка на шее. – Его звали Воист, и он погиб всего год назад, прошлой весной, на реке Итиль, в царстве Хазарском. А не слала б ты чары на моего сына – сегодня бы своего живым увидела.
Солоница промолчала, взгляд ее опустел.
Олег немного подождал, не скажет ли она чего, но напрасно. Потом оглядел потрясенные лица вокруг – Семигостя, своих бережатых, кузнеца Вереса из земли Волынской и его двоих молодых товарищей. Оставаться было больше незачем. Брюнхильд здесь нет, а искать ее следы нужно близ того места, где ее видели в последний раз. В рощах возле Троеславля, где шумело ярильское гулянье.
– Берите ее, дренги, и пошли, – велел он бережатым. – Рандольв, пару отроков оставь тут на всякий случай, может, объявится кто. А мы назад, к Троеславлю. Ты, Семята, думай! – велел он боярину. – Пока моя дочь не нашлась, твои бабы у меня останутся.
– А с этим что делать? – Сигдан концом меча показал на мешочек с кудесами, так и лежавший на полу.
– Сжечь.
– Князь Олег! – взмолился Верес. – Отдай мне! Землей-матерью клянусь, это кудесы моей бабки! Никакого вреда тебе от них не будет, я-то на твой стол не мечу и в женихи твоей дочери не набиваюсь! Я же тебе ее поймал, ты меня не обидь! Серебра и золота не прошу, но мое мне верни!