В полночь упадет звезда

Драки на берегу и всего дальнейшего Верес и его товарищи не видели – к тому времени их уже не было близ Троеславля. Борила Горностай им так и не попался, и они немного поспорили, стоит ли его искать и ждать, но сочли, что не стоит: он не дитя, не пропадет, даже если и загулялся где-то, а вот с Лунавой надо дело покончить поскорее. На всякий случай ведьмарку связали по рукам и ногам – ожидая этой встречи, Верес запасся веревками – и, по-прежнему с обмотанной подолом дерги головой, положили ее в челн.

Освободили, только когда выгребли из устья и прошли версты две или три вверх по реке. Здесь Верес со спутниками уже проходили, но совсем не знали этих мест.

– Показывай, куда править, – велел он ведьмарке. – Будешь упираться, прямо так тебя в воду и спустим. Круги разойдутся и утихнут, будто не было, никто и не хватится.

Ошалевшая, полузадохнувшаяся Лунава сначала только втягивала свежий речной воздух, но потом просипела:

– Гребите… Увидите мыс, на нем три сосны большие… За ними ручей…

Когда достигли нужного места, три старые сосны уже четко рисовались на посветлевшем небе. Под мысом причалили. Указывать дорогу в полутьме, вися на плече у Вереса задницей вперед, Лунава не могла, и пришлось освободить ей ноги. Однако руки ведьмарки оставались связанными, да еще Верес накинул ей на шею веревочную петлю, а конец намотал на руку. Сколько Лунава не шептала, что утомилась и не в силах бежать, доверял он ей не больше, чем лесной гадюке. Вздумай она дернуться – сама бы затянула петлю у себя на шее.

Поплутав по кустам, добрались до Кромовой заселицы. Стеня Синица пролез в калитку, стоптав пышный куст бурьяна, за ним Верес втащил Лунаву.

В избе зажгли светильник, огонек озарил стены бедного, по виду почти заброшенного жилья. Незваные гости осмотрелись. Небогато жила ведьмарка: два-три горшка, миска, корец, ступки в углу, жернов и печь, дощатая скрыня. На столе ни хлеба в рушнике, как у людей положено, ни соли.

– Там? – Верес кивнул на скрыню.

– Развяжи руки, – попросила Лунава, без сил опустившись на скамью. – Я достану.

– Я сам достану, скажи только, где они.

Лунава молчала. Даже закрыла глаза, будто пытаясь прийти в себя.

– Ты мне голову не морочь, – раздался рядом ясный мужской голос. Вересу надоела личина, из-под которой он и сам плохо видел, и он ее снял. – Здесь тебе ни один навец не поможет. Или отдаешь бабкины кудесы, или я тебя этой же веревкой удавлю. Хватит тебе по земле ползать, добрых людей губить.

– Это ты-то – добрый человек? – Лунава подняла веки. Она и правда немного отдохнула и старалась собраться с силами. – Ты ведь не Завид. Ты – Верес, Добронравушки муж. Не она тебя, а ты ее сгубил, шкура волколачья. И не стыдно тебе мне в глаза смотреть?

Смотреть ей в глаза и правда было трудно – взгляд этих прищуренных серых глаз из-под прямых темных бровей резал, будто нож.

– Не я того злого зелья в ковш намешал. Кто намешал – тому и пить. По-хорошему, надо было тебя угостить. Чтобы помирала, как она, от вечера до самого утра, в корчах. Да возиться с тобой неохота. Мне нужны кудесы моей бабки.

– А нужны, так что же худо искал? Они ведь там, в Затеиной избе лежат.

– Врешь! – яростно крикнул Верес. – Она их тебе отдала!

– Только сказала, что отдала. Зачем я их стану брать – это ее бабки наследство, не моей. Так и лежат, где ты ее загубил.

– Нет их там! Я искал!

– Припрятаны как следует, чтобы всякий малоумок не нашел, – в тихом голосе Лунавы проскользнула насмешка. – Зачем мне их брать? Всевед-трава уже у меня в руке. Или ты не ведаешь, что ее не в мешке хранят, а под кожу кладут, она в кровь втягивается и изнутри силу дает? А еще учила тебя бабка! Худо учила…

Верес изменился в лице: покорность Лунавы вся вышла, перед ним снова была неуловимая и упрямая ведьмарка, которую нельзя заставить согнуться даже под угрозой смерти.

Но он не успел сказать ни слова: дверь избы со скрипом отворилась сама собой.

– Слуги мои верные! – с неожиданной силой вскрикнула Лунава. – А ну ко мне! Рвите их, кусайте, грызите! На клочки размечите!

Верес и два его товарища дернулись, но защищаться было нечем: топоры и луки, взятые в дорогу, остались в лодке со всеми пожитками.

На призыв Лунавы откликнулся огонь. В раскрытую дверь влетел горящий факел и упал почти посередине; пламя пригасло, но тут же вновь разгорелось. Вслед за тем в избу стремительно вскочил какой-то рослый человек, прикрываясь щитом; подался в сторону, освобождая проход, за ним последовал еще один такой же.

– Всем стоять! – повелительно рявкнул какой-то из них. – Руки на виду!

Двое под щитами стояли по обе стороны двери, из-за щитов виднелись блестящие лезвия мечей… В открытую дверь просунулись два жала длинных копий.

В избе все замерло: не столько повинуясь приказу, сколько от изумления.

– Княже! – крикнул один из ворвавшихся. – Ее здесь нет! Три мужика и какая-то баба старая.

Копья в двери раздвинулись, в избу спустился еще один мужчина – немолодой, но крепкий, со светлой бородой, в дорогом кафтане, отделанном шелком. Выпрямившись, огляделся, взгляд его остановился на Лунаве.

– Вы кто такие?