В поисках Солнца (СИ)

Где-то там, снаружи, вселенский холод, но в доме тепло, и они идут босиком мимо разбросанных книг, шумят половицами. Пахнет чаем и мятой.

- Так? - спрашивает она, поднимая фигуру с доски.

- Нет-нет, это слон, он так не может. Верни его на место.

Слон падает на доску, сбивая своего же короля. Она стонет тихо, как будто бы оплакивает нечаянную потерю или баюкает невидимое дитя, и Ра подхватывает ее на руки, и несет на кровать, и садится в ногах. Ей станет лучше прежде, чем до них доберется врач, но после она больше не выйдет из дома.

Она не помнит ничего о сигнале, кроме того, что он был, и они не говорят о нем, сидя вечерами в деревянном доме. Дом хрустит. Тает снег, растворяя иллюзию Долины. Наступает весна.

- Пута! - молчит, - Пута!

Она не отвечает, Ра врывается в дом, спотыкаясь, бежит по ступеням.

- Пута?..

Она лежит на кровати, и он боится подойти, чтобы не узнать наверняка, и потому стоит на пороге.

- Разбудил, - говорит она, не открывая глаз.

Он снимает мокрый плащ и расшнуровывает ботинки, ложится рядом, и Солнце учтиво заходит за тучу, и быстрым пульсом по крыше бьет дождь.

Бывают дни, когда не отпустить. В один из этих дней, прижав ее к себе, он будет долго стоять на пороге, а уйдя, вернется трижды, чтобы еще раз попрощаться. В другой вбежит в дом в ботинках и помчится ее обнимать.

- Пута!

- Здесь, - ответит она сразу. Она на кухне, стоит с бутылкой молока.

- Соскучился, -- как бы оправдается Ра, стоя на сквозняке. - Сейчас, ворота закрою - и сразу к тебе.

Обнимет еще раз, выйдет во двор и снова захочет вернуться: дотронуться, поцеловать, но сначала -- ворота.

И когда они закроются под нервный визг ржавой задвижки, он ворвется в дом, и увидит лишь белое молочное пятно, медленно растекающееся по полу. И где-то там, по ту сторону млечного пути, Путу, уходящую от него в межзвездный холод.

***

В платяном шкафу, на постели, в комнатах умирал ее запах, тот, которым они напитывались шесть самых быстрых месяцев. На сороковой день его не осталось даже в подушке. Недоигранная партия - и фигуры припорошены пылью. Он нашел дневники случайно: в чемодане вместе с ненужной одеждой и гадальными картами. На обложках стояли цифры, и Ра стыдливо приоткрыл первую тетрадь. В ней - азбука, переписанная неверным почерком, ученические упражнения, написанные ее рукой. Они занимали пять толстых тетрадей, а шестая начиналась так: "7 июня. Ровный, части бугрит. Зовет. Много плаче", "8 ию. Слабее", "9. Страх звезды", "10 июня. Стр. зв. более". Сначала Ра не понял смысла этих записей, а поняв, провел над ними оставшиеся 15 лет жизни. Эти дневники стали главным источником монографии Ра "Жизнь и смерть планеты Пута, основанная на дневниках П. Рац". Монографии, в научных кругах высмеянной. Издав ее, равно как и дневники Путы тиражом в 500 экземпляров, Ра смог пристроить книги в 10 районных библиотеках и 15 магазинах, загрузил электронные копии в сеть в свободном доступе. Научное сообщество смеялось, и вскоре выражение "Открыть Путу" стало синонимом псевдонаучных изысканий.

На последней странице своего труда Ра пророчествовал о том, что новый всплеск интереса к уже мертвой планете придется на начало XXIII века.

Эпилог

Космос

В далекой дали открытого космоса, где сверху -- пустота и снизу -- пустота, притянутая невидимым поводом к умирающей звезде планета совершала очередной оборот. Не быстрее и не медленнее, каждый вечер обреченное, непривычно яркое солнце бросалось за горизонт, и точно по расписанию по-прежнему воскресало утром. Все неизменно, по заведенному, но только менялся состав воздуха, и света становилось все больше, и так сложно было поверить, что всему этому скоро придет конец; и не верилось.

Сверху -- ничего, и снизу -- ничего: только пустота незаполненных промежутков, незаполняемых пространств, сквозь которые еще долго будет тянуться теплый свет их нежного солнца, солнца, которого больше не будет.

Сверху -- свобода и снизу -- свобода, свобода справа и слева, разбегись себе и беги, но только быстрее прокручивается земля под ногами. Отсюда некуда бежать и некуда лететь: в пределах достижимого мира нет земли, пригодной для жизни, не успеть отсюда улететь, и негде здесь спрятаться.

Когда больше ничего не останется, они начнут звать: тем единственным законом и единственным методом, что быстрее света, ибо находится он вне пределов скорости, расстояния и времени. Они будут звать Голосом, но только Голосом всего Мира, объединенным в один, и их услышат сразу, если докричаться, если дозваться, если в холодном мире есть кому их слышать.

Они зовут годы, но ответа нет, и свет умирающего солнца становится так ярок, что они уже верят в скорый конец, и кто-то начинает отправлять в молчаливый Космос другие сигналы: те, что еще долго будут ползти со скоростью света, тогда, когда уже не станет Голоса, тогда, когда на месте планеты уже вовсю разрастется гигантская красная опухоль умершей звезды.