В плену у платформы. Как нам вернуть себе интернет

Zoom не способствует физическому и психическому благополучию. Живущая в Лондоне культурная антропологиня и научная консультантка Ивета Хайдакова пишет: «На прошлой неделе мне приснились три кошмара, связанных с удаленной работой. В одном из них меня уволили за какую-то фразу, которую я произнесла, думая, что нахожусь офлайн. В другом я с коллегами пыталась попасть в офис через крошечный колодец. Мы карабкались по канатам, и одного из коллег вдруг парализовало – это, я думаю, навеяно зависаниями в Zoom. Сюжет третьего кошмара был о том, что я запуталась в рабочих задачах. Я проснулась с панической мыслью о том, что забыла отправить важное письмо».

В начале карантина она страдала от головных болей и мигреней. К счастью, пишет она, боли прошли, «благодаря, вероятно, сочетанию факторов: столу и более удобному рабочему месту, возможности выходить из квартиры, лимиту на время у монитора и в наушниках, а также множеству небольших бытовых изменений. Голова и уши чувствуют себя гораздо лучше, но судя по кошмарам, не всё еще в порядке. Я начала чувствовать себя одиноко, и думаю, что это не просто результат социальной изоляции, но более глубокое ощущение дезориентации». В результате Хайдакова замечает в себе повышенное ощущение растерянности и неизвестности. «Такое ощущение, будто я теряю способность связывать общение с живыми людьми и физическими пространствами».

Zoom сам превращается в социальную среду, странную ремедиацию прошлой офисной жизни. «Сначала воссоздание офисной среды на видеозвонках работало, потому что мы все помнили, с чем сравнивать, – продолжает Хайдакова. – Но чем дальше мы от офиса во времени и пространстве, тем больше я забываю, что же мы имитируем. Теперь у нас получается что-то иное – симулякр офиса». Однако этот симулякр – только бледная имитация, в которой сотрудники с их богатым внутренним миром сведены к пользовательским именам и блестящим иконкам. «Я не хочу быть только лицом и голосом на созвонах в Zoom, иконкой в Google Docs или кусочком текста. Я хочу быть личностью. Соцсети помогают, так что я много пишу в соцсети». Ницше однажды заметил: «Когда мы устали, на нас нападают идеи, которые мы давно победили»[6]. Если Facebook кажется лекарством, значит что-то точно пошло совсем не так. Но почему это чувство досады так трудно определимо? Состояние инерции по сути своей регрессивно.

Доказательство собственного существования становится похоже на бег хомяка в колесе. «Чем больше я пытаюсь быть настоящей, тем больше меня затягивает в симуляцию самой себя, – пишет Хайдакова. – Я общаюсь и пишу посты, просто чтобы напомнить другим о своем существовании. Нет – чтобы напомнить о своем существовании себе самой <…> Я напоминаю себе маклюэновского влюбленного в технику, Нарцисса, глядящего в свое отражение». Ивета считает, что мы теряем чувство реальности, память, уверенность, «но также теряем и чувство, что понимаем других людей. Мы можем знать, что они чувствуют то или это, но не можем найти понимание и общий язык. Zoom травмирует меня из-за того, как устроено мое сознание: мне нужны осязаемые вещи, общие пространства и т. п., а иначе я теряю уверенность и вместе с ней память и мотивацию» [24].

Ни диагноза, ни лекарства

Пережив ковид на осадном положении, мы заслужили право носить футболки с текстом «Я пережил Zoom». Но возможен ли другой Zoom? Нас так вымотал опыт, через который мы прошли, хотя, казалось бы, общение с другими должно придавать сил. Что же не так с гладкими интерфейсами в высоком разрешении, которые населены лицами в разрешении низком (из-за нестабильного соединения с сетью)? То, что можно переселить на экран мероприятия и социальные взаимодействия, включая наши частные жизни, было бредовой фантазией. Важен ли нам эффект прямого эфира или лучше вернуться к заранее подготовленным видео, которые можно смотреть в любое время? В области образования это принципиальный вопрос. Увлекательность прямого эфира и холодная отчужденность пребывания онлайн – напряжение между этими двумя аспектами реально [25]. Как же нам развернуть «поворот к Zoom»?