В одном лице

Но ты же умер! — подумал я; сомнения вызывали разве что «естественные причины». Но этот Киттредж, конечно, не мог быть моим Киттреджем. Этот Киттредж был почти вдвое младше меня; если он родился в начале семидесятых, как я предполагал, ему было всего-то под сорок — тридцать семь или тридцать восемь, прикинул я, разглядывая единственного сына Киттреджа.

— Просто поразительно, как ты похож на отца, — сказал я Киттреджу-младшему, протягивая ему руку; он не стал ее пожимать. — Ну то есть я не видел его в твоем возрасте — но ты выглядишь так, как он, наверное, выглядел в свои сорок.

— Когда моему отцу было столько же, сколько мне сейчас, он выглядел совсем не так, как я, — сказал молодой человек. — Когда я родился, ему было уже за тридцать; когда я достаточно подрос, чтобы запомнить, как он выглядит, он уже выглядел как женщина. Он еще не сделал операцию, но смотрелся очень убедительно. У меня не было отца. У меня было две матери — одна постоянно закатывала скандалы, а у второй был член. После операции, как я понимаю, у него появилось какое-то подобие вагины. Он умер от СПИДа — странно, что вы не умерли. Я прочел все ваши романы, — прибавил Киттредж-младший, как будто из моих романов следовало, что я с легкостью мог — или даже должен был — умереть от СПИДа.

— Мне жаль. — Что еще я мог ему сказать; как уже заметила Джи, он был расстроен. Как заметил теперь я сам, он был еще и зол. Я попытался увести разговор в другое русло. Я спросил, чем занимался его отец и как Киттредж познакомился с Ирмгард, своей женой и матерью этого сердитого молодого человека.

Оказалось, они познакомились на лыжном курорте — кажется, в Давосе или, может быть, в Клостерсе. Жена Киттреджа была швейцаркой, но ее бабушка была немкой; отсюда имя Ирмгард. Киттредж и Ирмгард жили то в курортном городке, то в Цюрихе, где оба работали в Шаушпильхаусе (это довольно известный театр). Я подумал, что Киттреджу, наверное, нравилось жить в Европе; конечно, он привык там жить, ведь его мать была оттуда. И, вероятно, операцию по перемене пола в Европе сделать проще — хотя, честно говоря, об этом я мало что знал.

Миссис Киттредж — его мать, не жена — покончила с собой после смерти Киттреджа. (Несомненно, она все же была его настоящей матерью.) «Таблетки», — только и сказал ее внук; ему явно не хотелось говорить со мной ни о чем, кроме того, как его отец стал женщиной. У меня возникло ощущение, что, по мнению Киттреджа-младшего, я как-то связан с этим позорным (с его точки зрения) поступком.

— Он хорошо говорил по-немецки? — спросил я, но и до этого ему явно не было дела.

— Вполне сносно, но не настолько хорошо, как ему удавалось быть женщиной, — нетерпеливо сказал сын Киттреджа. — Он и не думал заниматься немецким. Единственное, над чем отец работал в поте лица, — это превращение в женщину.

— Вот как.

— Перед смертью он мне сказал, что здесь что-то произошло — в то время, когда вы учились вместе, — сказал сын Киттреджа. — Что-то здесь началось. Вами он восхищался, считал вас храбрецом. По его словам, вы совершили нечто «вдохновляющее». И еще была какая-то транссексуалка — кажется, старше вас. Возможно, вы тоже ее знали. Может, отец и ей тоже восхищался — может, это она его вдохновила.

— Я видел фотографию твоего отца в детстве — до того, как он приехал сюда, — сказал я. — Он был одет и накрашен, как очень хорошенькая девочка. Я думаю, что-то «началось», как ты говоришь, задолго до того, как он встретил меня и так далее. Могу показать тебе эту фотографию, если…

— Да видел я эти фотографии — зачем мне еще одна! — сердито сказал сын Киттреджа. — А что там с транссексуалкой? Как это вы с ней «вдохновили» моего отца?

— Странно слышать, что он мной «восхищался», не могу представить, чтобы я сделал что-нибудь «вдохновляющее», с его точки зрения. Я никогда не предполагал, что хотя бы ему симпатичен. Вообще-то твой отец всегда был ко мне довольно жесток, — сказал я сыну Киттреджа.

— Так что там с транссексуалкой? — снова спросил он.

— Я был с ней знаком, а твой отец видел ее всего однажды. Я был влюблен в эту транссексуалку. Все, что с ней связано, происходило не с ним, а со мной! — воскликнул я. — Я не знаю, что случилось с твоим отцом!

— Но что-то тут произошло — вот и все, что я знаю, — горько сказал сын Киттреджа. — Отец читал все ваши книги, как одержимый. Что он искал в ваших романах? Я их прочел — там нет ничего о моем отце, хотя в вашем описании я мог его и не узнать.

Я подумал о своем собственном отце и сказал так мягко, как мог:

— Мы уже те, кто мы есть, правда? Я не могу сделать твоего отца понятным тебе, но ты ведь можешь найти в себе сочувствие к нему, верно?

(Вот уж не думал, что доведется просить кого-то проявить сочувствие к Киттреджу!)

Когда-то я считал, что если Киттредж и гей, то наверняка актив. Теперь я уже не был так уверен. Когда Киттредж встретился с мисс Фрост, он буквально на глазах сменил доминирующую роль на подчиненную.