В одном лице

«Но как она тебя отметила?» — спросил я, но она разрыдалась, и мы выполнили свой ритуал адажио: просто молча обнялись — нежно, плавно, не спеша. Так мы и жили в Сан-Франциско, почти весь 1985 год.

Многие снимались с мест в разгар эпидемии СПИДа; многие из нас переезжали, надеясь, что где-то в другом месте будет лучше — но лучше не стало. Что ж, стоило хотя бы попробовать; по крайней мере, попытка совместной жизни не повредила ни мне, ни Элейн — просто у нас не получилось быть любовниками. «Если бы это могло сработать, — сказала нам Марта Хедли, но только после того, как наш эксперимент провалился, — то сработало бы еще когда вы были детьми, — а не теперь, когда вам обоим за сорок».

Миссис Хедли, как всегда, была права, но вообще-то этот год оказался для нас с Элейн не таким уж плохим. Начиная читать очередную книгу, я вкладывал в нее фотографию переодетых Делакорта и Киттреджа вместо закладки и оставлял книгу валяться на обычных местах — на ночном столике со своей стороны кровати; на кухонной стойке рядом с кофеваркой; в маленькой захламленной ванной, где она могла бы подвернуться Элейн под руку. Но что поделать, у Элейн было очень слабое зрение.

Прошел почти год, прежде чем Элейн наконец-то увидела эту фотографию; она вышла из ванной, голая, фотография в одной руке, книга, которую я тогда читал, — в другой. На этот раз Элейн была в очках — и от души запустила в меня книгой!

— Почему было просто мне ее не показать?! Я уже несколько месяцев назад поняла, что это Делакорт, — сказала Элейн. — Я думала, что рядом с ним просто девочка!

— Quid pro quo, — сказал я своей дорогой подруге. — У тебя тоже есть что мне рассказать, правда?

Теперь-то мне кажется, что в Сан-Франциско у нас все могло бы сложиться иначе, если бы мы сразу рассказали друг другу то, что узнали о Киттредже; но задним умом мы все крепки — а попробуйте-ка увидеть всю картину, если что-то происходит с вами прямо сейчас.

На фотографии Киттредж вовсе не выглядел — как, предположительно, сказала Элейн его мать — «болезненным ребенком», не был он (или та симпатичная девочка на снимке) похож и на «неуверенного в себе» мальчика, как якобы сказала миссис Киттредж. Непохоже было, что к этому ребенку «цепляются другие дети, особенно мальчики», как якобы вспоминала эта ужасная женщина.

— Но она же тебе так сказала, да? — спросил я.

— Не совсем, — промямлила Элейн.

Еще труднее было поверить, что Киттредж «когда-то боялся девочек», не говоря уж о том, что миссис Киттредж соблазнила сына, чтобы тот набрался уверенности в себе, — я никогда не верил в эту историю до конца, о чем и напомнил Элейн.

— Это правда было, Билли, — тихо сказала Элейн. — Но причина мне не понравилась, и я выдумала другую.

Я рассказал Элейн, как Киттредж крал одежду миссис Делакорт; рассказал, как Делакорт перед смертью едва слышно воскликнул, явно имея в виду Киттреджа: «Ему всегда было мало просто притвориться!»

— Мне не хотелось, чтобы ты его простил или пожалел, — сказала Элейн. — Я ненавидела его за то, как легко он сплавил меня своей матери; я не хотела, чтобы ты ему сочувствовал. Я хотела, чтобы и ты его ненавидел.

— Я его и так ненавижу, — сказал я.

— Да, но не только — уж я-то знаю, — сказала она.

Миссис Киттредж действительно соблазнила сына, но нехватка уверенности в себе, хоть реальная, хоть воображаемая, была ни при чем. Киттредж всегда был уверен в себе — даже (и сильнее всего) в своем желании быть девочкой. Тщеславная мать соблазнила его, поддавшись самому распространенному и поразительному заблуждению из всех, с которыми сталкиваются юные геи и бисексуалы — хотя обычно все же не со стороны матерей. Миссис Киттредж была уверена, что ее сыну нужен всего лишь успешный сексуальный опыт с женщиной — и он, конечно же, немедленно образумится!

Сколько геев и бисексуалов хоть раз в жизни слышали эту хренотень? Всегда найдется кто-нибудь, истово верующий, что стоит нам один раз «нормально» потрахаться — и мы думать забудем о сексе с мужчинами!

— Надо было мне рассказать, — сказал я Элейн.

— Надо было показать мне фотографию.

— Да, надо было, нам обоим «надо было».

Том Аткинс и Карлтон Делакорт видели Киттреджа, но как давно — и где именно? Нам с Элейн было ясно одно: Аткинс и Делакорт видели Киттреджа в виде женщины.

— И наверняка хорошенькой, — сказала Элейн. Аткинс сказал, что Киттредж был «прекрасен».

Нам с Элейн и так непросто давалась жизнь в Сан-Франциско. А теперь, когда к нам вернулись мысли о Киттредже — в том числе о том, как он выглядит в женском облике, — мы уже не могли оставаться в Сан-Франциско — и оставаться вместе.

— Только не звони Ларри — пока не надо, — сказала Элейн.

Но я все же позвонил; мне просто захотелось услышать его голос. К тому же Ларри знал все обо всех; если в Нью-Йорке сдают квартиру, Ларри точно будет в курсе, кто и где.

— Я найду тебе жилье в Нью-Йорке, — сказал я Элейн. — Если не получится найти две квартиры в Нью-Йорке, попробую пожить в Вермонте — понимаешь, просто попробую.

— Билли, в твоем доме нет никакой мебели, — напомнила Элейн.

— Ну как…