– Можно мне с вами? – спросила Островцова, в голосе которой прозвучала надежда на то, что можно будет откровенно поговорить на улице.
– В другой раз. – Давыдовский улыбнулся, наклонился к уху аспирантки и прошептал: – Я люблю тебя и никому не позволю обижать.
Сказав это, он подошел к шкафу, снял с полки рукавицы, но сразу одевать их не стал, сперва сунул в карман куртки. Из одной рукавицы туда тихонько выскользнул баллончик с краской.
– Вы скоро вернетесь? – спросила растерявшаяся Марина.
– Ровно через столько времени, сколько потребуется, чтобы с удовольствием выкурить трубку, – ответил ученый и вышел из модульного домика.
Ветер гнал поземку. Мрачное небо раскинулось до самого горизонта. Давыдовский накинул капюшон и посмотрел вверх.
Мистер Бим оглянулся, поднимаясь на лесенку, ведущую к отсеку, где обитал Джон Смит. Хозяин сидел на раскладном стуле и растягивал за плечами резиновую ленту эспандера.
– Ты заботишься о здоровье, и это хорошо. – Мистер Бим присел возле каталитического обогревателя и подсунул к нему ноги в унтах, облепленных снегом.
– Я не о здоровье забочусь. – Джон усмехнулся, продолжая растягивать ленту эспандера. – Оно у меня и без того железное. Я форму поддерживаю. Профессия заставляет. А унты, прежде чем греть, лучше от снега отряхнуть, иначе они промокнут. Для этих целей у меня веник у входа стоит. Мне Антарктика нравится тем, что здесь мусор с улицы в дом не принесешь. Все чисто, даже стерильно.
Мистер Бим воспользовался дельным советом бывалого человека, отряхнул унты от снега и снова устроился возле обогревателя. Некоторое время он молчал, затем поднял голову и заговорил. Его глаза при этом ровным счетом ничего не выражали.
Он словно воспроизводил чужой текст, заученный на память:
– Джон, ты понимаешь, что дальше так продолжаться не может. Нам мешают соседи. В первую очередь русские на Лазаревской, и во вторую – аргентинцы на Сан-Мигеле. С этим надо что-то делать.
– Убрать? – бесцветным голосом поинтересовался Джон и отложил эспандер.
– Решение может быть разным. Главное, чтобы они нам не мешали.
– Насчет русских я бы не стал беспокоиться. – Смит ухмыльнулся. – Я пробил по ним информацию. Это туристы. Они арендовали модуль на Лазаревской еще до того, как сюда прибыл «Профессор Молчанов». Из радиоперехвата я узнал, что водитель вездехода, он же их провожатый, уже жалеет о том, что с ними связался. Пьют, хамят, безобразничают, короче говоря, отрываются по полной программе, как это умеют делать только русские. Мы им абсолютно не интересны.
– И все равно лучше было бы, чтобы они перебрались в другое место или вообще покинули Антарктику. Придумай что-нибудь. Выбор за тобой и твоими людьми. Но, на мой взгляд, следует действовать мирно, чтобы не привлекать к случившемуся нежелательное внимание. Трупов и похищений уже хватает. Пусть на Лазаревской случится техническая авария. Скажем, выйдет из строя электростанция или загорится склад горюче-смазочных материалов. Без электричества и отопления они долго здесь не протянут, переберутся на ближайшую российскую станцию, сейсмографы которой уже не будут в силах принять слабый сигнал от изыскательского взрыва.
– Постараюсь так и сделать, – пообещал Смит. – Хотя уверен в том, что этим пьяницам мы абсолютно безразличны. А уж о сейсмологии они имеют еще меньшее представление, чем я.
– Если ты так уверен в их безвредности для нас, то можешь с ними повременить и заняться в первую очередь аргентинцами. Их на станции теперь осталось всего двое.
– С ними тоже что-нибудь придумаем, – прозвучало в ответ.
Ветер гнал снег, сносил его в море. Волны плескали в льдины. Низкие облака проплывали в небе. Давыдовский уже вернулся в модульный домик, встал за Мариной, обнял ее. Аспирантка не сопротивлялась. Она сидела и прислушивалась к тому, что шептал ей на ухо Михаил Павлович.
Никто на станции не услышал, как в небесах прорезался тихий стрекот винтов. Из облаков вынырнул еле заметный беспилотник, смесь самолета с вертолетом. Серебристый аппарат был практически неразличим с земли, лишь тихий стрекот пропеллеров мог выдать его.
Беспилотник неторопливо заложил круг. Любопытный объектив камеры поворачивался, фиксировал обстановку. Внезапно бездушную машину словно что-то заинтересовало. Она поднялась повыше, зависла над одним из модульных домиков. Объектив камеры нацелился на надпись, сделанную прямо на маскировочной сети краской из аэрозольного баллончика: «Мы здесь».
Беспилотник повисел над замаскированной станцией и резко ушел в облака. Надпись быстро заметал снег, и через пару часов ее уже не стало видно.
– Уже который день мы как дерьмо в проруби болтаемся! – с недовольством произнес подрывник Сазонов.