В книжной лавке, у которой нет названия (СИ)

Люсьен как-то потерянно на него посмотрел, а потом кивнул.

- Мы проспали первую пару, - расстроенно сказал он.

- Ничего, ещё будут, - отмахнулся художник, подойдя к раковине. Открутив кран, он плеснул на себя холодной воды и застонал от удовольствия.

- Знаешь, что самое странное? - послышалось со стороны Аполлона.

- М? – умываясь, спросил художник.

- То, что я не чувствую угрызения совести, - расстроенно ответил Анжольрас, чем рассмешил Грантера.

Так произошло, что эти горе-студенты начали очень часто появляться в книжной лавке. Курфейрак предложил назвать её «Мюзеном», но Грантер был категорически против. Изменили ли они жизнь Прувера, Понины и Грантера? Возможно. Грантер ругаться начал меньше, теперь он язвил, но в более мягкой форме, особенно, когда замечал Комбеферра, краснеющего каждый раз сталкиваясь с Эпониной. Девушке приносило странное удовольствие смотреть на его смущенный взгляд и светскую беседу, которую они постоянно вели, даже если не виделись пару дней; бессмысленные фразы и обороты речи.

- Зима будет холодной, а значит и поздняя весна, вы слышали?

- Воздух Парижа, да и сами люди промерзнут насквозь. Вся надежда на глинтвейн - другому доверять нет смысла.

- Особенно людям?

- И их мыслям.

Филипп смотрит на неё с вязкой тоской, когда она не видит, и Грантер понятия не имеет, чем ей не угодил Комбеферр, но зато он понял, почему сравнил его с Джорахом.

Возможно, Эпонине Тенардье льстило такое отношение, почти боготворение, ведь раньше она терпела только пошлое отношение и довольно плоскую любовь. Чего стоил один её парень, Монпарнасс! Или странные отношения с Прувером и Грантером, походившие на инцест, ведь она не любила их как мужчин, так, братья, друзья детства. Внешний мир наступал на нее, всегда так делал, заставляя бороться каждый день, а с появлением Комбеферра ей вдруг захотелось, чтобы пострадал кто-то из-за нее. Эгоизм любви в самой своей сущности - Грантер даже не пытался ее остановить. Знал, что в своей корректной сдержанности Филипп не остановится, он перетерпит, подарив удовлетворение эгоизма Тенардье. Надолго Понину не хватит, она не такая, а пока он ловил ее взгляды и плотно сжатые губы, не выдающие улыбки.

Жеана Прувера взяли на работу в журнал: он приходил из редакции уставший, но абсолютно счастливый; с наступлением холодов он на первую зарплату купил Понине и Грантеру перчатки, а Курфейраку – шарф. Грантер нашел поэту бесплатные лекции об истории литературы, на которые они ходили несколько выходных подряд; сонеты друга стали менее меланхоличными, но не утратили легкости. Эммануэлю было интересно, на долго ли хватит влюбленности в Курфейрака, до того как Жеан перегорит, но Прувер любил, обнимал его, ночевал в квартире Курфейрака, Филиппа и Люсьена, учил того писать простенькие рифмы. Они танцевали в клубах, сплетаясь причудливыми изгибами молодых тел, и Жеан улыбался ровно настолько, насколько нужна поддержка и вера во что-либо.

Грантер совсем чуть-чуть ревновал, что Жеан так просто может быть счастливым.

А потом художник узнал, что Анжольрас готовит протест. Он сам ему рассказал, сидя на стуле, на том самом, на котором в первую встречу заснул. Грантер работал над иллюстрациями и не сразу сообразил, что ему сказали; потом настороженно поднял голову и посмотрел на Люсьена.

- За что на этот раз собрался сражаться, якобинец? – Грантер облизал пересохшие губы, наблюдая, как нахмурился Анжольрас.

- Я только что описал тебе, - со вздохом ответил Люсьен, крутя в пальцах заляпанный чернилами карандаш.

- Хочешь, я расскажу тебе сказку, Анжольрас? – отложив ноутбук, спросил Грантер.

Он чуть пододвинул вбок диван, чтобы сидеть лицом к Анжольрасу. Диван теперь загромождал и без того небольшой проход к дальним полкам. Люсьен молча наблюдал за махинациями художника.

- Не хочу, на самом деле, - тихо сказал он.

- Потому что знаешь, что там будет мораль, - кивнул Грантер. – Правильно делаешь, но я все же расскажу.

Грантер любил сказки за то, что зло там изображалось не иллюзорно, как в реальности, но аллюзорно, порой красиво описывая, заставляя задуматься.