В грозный час

В других местах тоже шла оживлённая торговля. Тут целыми тюками сбывался товар, привезённый на кораблях, чтобы вскорости этот груз, оказавшись навьюченным на верблюдов, отправился по караванным путям в Ногайские степи, а может, и дальше за Танаис[49] или даже Итиль[50]. Правда, Эмина-пашу больше интересовало не то, будет ли удачным дальнейший торг и с чем возвратятся караваны, а то, что смогут сообщить побывавшие в дальних краях купцы. Походив так ещё довольно долго, присматривавшийся к торговцам Эмин-паша вернулся к себе и, вызвав доверенного слугу, спросил:

– Что слышно в Бируне?[51]

– Эфенди[52], – сообразительный слуга почтительно склонил голову и понимающе перешёл на шёпот: – Девлет-хан в Кафе.

– Вот как, – обрадовался Эмин-паша и пошутил: – Что-то я не видел его походного шатра.

То, что Девлет-Гирей сам приехал сюда, было очень даже на руку султанскому посланцу. Вот только раньше следовало кое-что выяснить, и Эмин-паша вопросительно посмотрел на слугу. Тот сразу понял, чего от него хотят, и тут же сообщил:

– Хан не ставил шатра. Он сейчас отдыхает в доме у Мехмета-оглу.

– Это верно? – насторожился Эмин-паша.

– Так, эфенди, – заверил слуга.

Крепость и пашалык находились под властью турок, и то, что Девлет-хан был здесь, могло означать что угодно. Эмин-паша довольно долго молчал, а затем поинтересовался:

– И кто же он этот Мехмет-оглу?

– О-о-о… – Слуга поцокал языком и закатил глаза: – Мехмет-оглу большой человек… Богатый человек… Он, как и эфенди, живёт во Внешней крепости, только в квартале Акташ. У него большой богатый дом, а его караваны с товаром идут далеко-далеко…

– А кто сейчас к нему в дом ходит? – сделав безразличный вид, спросил Эмин-паша.

Однако его слуга был тёртый калач и сразу сообщил главное:

– Ногайские беи недавно были, эфенди…

Услышав об этом, Эмин-паша задумался. Визит ногаев мог означать только одно: Девлет-хан хочет о чём-то с ними договориться, и это следовало узнать, а потому посланник султана приказал слуге:

– Скажи, чтоб принесли другую одежду. – Эмин-паша взглянул на полу своего невзрачного халата и закончил: – Отведёшь меня к этому Мехмету-оглу.

– Слушаю, эфенди, – и слуга, поняв, что это главное, согнулся в поклоне.

В квартал Акташ Эмин-паша отправился, сопровождаемый слугами, и встречные, завидев столь важного турка, безропотно уступали ему дорогу. Путь к жилищу Мехмета-оглу оказался недолгим, но прежде чем войти, Эмин-паша задержался, изучая строение. Выходило, что купец и впрямь был богат. Над стеной возвышались кроны деревьев, частично скрывавшие открытую галерею, с которой наверняка было видно море. Это как-то напомнило Эмину-паше Стамбул, и он без колебаний прошёл через врезанный в ограду арочный вход. Алмазное перо, сверкавшее на снежно-белом тюрбане Эмина-паши, завораживающе подействовало на людей Мехмета-оглу, и они беспрепятственно пропустили почтенного гостя в дом.

Там его встретил не кто иной, как киларджи-баши[53], и, догадавшись, зачем здесь хорошо известный ему Эмин-паша, вежливо предупредил:

– Хан Девлет-Гирей занят…

– Веди, – коротко бросил Эмин-паша, сразу показывая, кто есть кто.

Не осмелившись возражать, Киларджи-баши провёл Эмин-пашу во внутренние покои, где по обыкновению возлежавший на подушках Девлет-хан курил кальян и полуприкрыв глаза, слушал, что говорит ему стоявший посередине комнаты богато разодетый купец. Конечно, это был сам Мехмет-оглу, которого Девлет-хан, едва завидев турка, тут же отослал прочь. Проводив взглядом пятившегося с поклонами к двери хозяина, Эмин-паша приложил ладонь к груди и сказал:

– Я приветствую того, кто разбил московитов и сжёг стольный град царя Ивана.

– Да, Аллах даровал нам победу, – с неприкрытой гордостью ответил Девлет-хан и в знак приветствия слегка наклонил голову.

Давая понять, что Кафа турецкая крепость, Эмин-паша без приглашения уселся на ковёр и, подоткнув подушки, как равный обратился к хану:

– Мне кажется, дым московских пожаров доносится и сюда, – он показал на лёгкие оконные занавески, чуть шевелившиеся от дувшего с моря ветерка, и продолжил: – Я полагаю, скоро в Бахчисарае будет тесно от желающих засвидетельствовать своё почтение славному хану Девлет-Гирею, взявшему трон.

Услышав это, нахмурившийся было из-за своеволия турка Девлет-хан заметно подобрел и, прекрасно уяснив, на что намекает Эмин-паша, сказал:

– Здесь я знаю, сколько ясыря ежедневно пригоняют и продают…

Эмин-паша тут же сопоставил слова хана с появлением ногайцев, да и богатый Мехмет-оглу вряд ли говорил только о барышах, и сделал безошибочный вывод: крымский хан снова что-то замышляет. Проверяя самого себя, Эмин-паша намеренно подыграл Девлет-Гирею:

– Наверное, об этом обязательно надо написать царю Ивану, а то теперь он, пожалуй, и не знает, сколько народа у него осталось.

Подсказка явно пришлась по душе Девлет-хану, и он согласно кивнул.

– Да, я напишу, – а затем, хищно сверкнув глазами, добавил: – Я даже могу сделать ему подарок…