В грозный час

Одоевский уловил в голосе у царя иные нотки и уже гораздо смелее сказал:

– Тут главное – чтоб хан на приманку клюнул, а там и поторговаться можно…

– Торговаться не выйдет, Москву, почитай, крымчак вовсе выжег, – сокрушённо покачал головой царь. – Опять же и султан с ним – выходит, что-то отдать придётся, вот только что?

– Может, нам с Терека уйти? – высказал свою мысль Одоевский.

– Нет, мало, – не согласился царь. – Думаю, Астраханское ханство как раз будет. Так что иди, боярин, скажи в Посольском приказе, пусть вчерне изложат, а опосля ещё обмозгуем…

Одоевский хотел было возразить, но не осмелился и вышел, оставив царя одного. Так, в одиночестве, Иван Грозный пребывал весьма долго, до тех пор, пока дверь опять не раскрылась и в палату на этот раз без стука не вошёл другой дьяк. Неслышными шагами он приблизился и остановился совсем рядом с троном. Это был опричник, состоявший при Тайном деле, и такое дозволялось только ему. Поняв, что дьяк прямо из Посольского приказа, царь спросил:

– Прознал уже про письмо хана дерзостное? Что делать-то будем? Ханские караваны ведь так и так пойдут на наши украины.

– Пусть идут, – негромко ответствовал дьяк. – С ними и наши людишки отправятся, а караваны эти, ежели надобность будет, не без выгоды придержать можно.

– Делай, – разрешил царь и нахмурился…

Глава 3

Через слюдяное окошко стена была видна плохо, и князь Воротынский сильным толчком распахнул створки. Теперь дополнительно просматривались ещё сразу две башни крепостного обвода, давая возможность оценить укрепления. Серпухов был самой мощной твердыней, закрывавшей татарам прямой путь на Москву, однако имелись и другие дороги. Стояло жаркое лето, и пока нового набега не предвиделось, но вот ближе к зиме, по первопутку, ордынцы вполне могли решиться на новый набег.

Следовало поторопиться, и, ещё раз глянув в окно, Воротынский вернулся к столу, на котором лежал новоисполненный чертёж береговой линии, и, прижав руками норовивший скрутиться свиток, начал изучать чётко прорисованные значки. Особо его внимание привлекали извивы реки, отделявшей земли Московии от Дикого поля. Она сильно препятствовала Орде, поскольку для татар главными были внезапность и быстрота. Реку можно было перейти лишь в нескольких хорошо известных местах, и именно здесь Воротынский собирался поставить заслоны, чтобы не дать татарам вновь совершить набег.

От этого занятия воеводу оторвал долетевший снаружи шум. Князь выглянул в окно и увидел, как через ворота главной крепостной башни в город входит войско. Воротынский сначала просто смотрел на идущую вереницей дворянскую конницу, а потом уже загодя стал прикидывать, куда направить, видимо, посланные в его распоряжение новые силы.

В этом своём предположении князь не ошибся. Совсем скоро шум возле дома усилился, по крутой лестнице загрохотали шаги, и в горницу вошёл хорошо знакомый Воротынскому командир только что прибывшего опричного полка князь Хворостинин.

Боярин посмотрел на опричника, отметил, что тот, едва сойдя с коня, прямо в походной кольчуге первым делом поднялся к нему, и спросил:

– Поздорову ли дошёл, князь? – а затем дружески улыбнулся и пошутил: – Татарвы, что ходить к нам повадилась, часом, не приметил?

Хворостинин знал, что Грозный благоволит Воротынскому, и, оценив встречу, ответствовал:

– Дошли хорошо, боярин, а что до татар, то попрятались басурмане, вот только искать недосуг было, – и сразу уже по-деловому спросил: – Скажи, где мне стать?

– Да тут, в крепости, а пока ступай отдохни, небось, притомился с дороги? – воевода опять улыбнулся и докончил: – Опосля и решим.

– Не, вовсе не притомился, – запротестовал Хворостинин. – Переход-то короткий был.

– Ну ладно, тогда сюда иди, смотреть будем, – согласился Воротынский и снова придержал норовивший опять завернуться край свитка.

Опричник тут же сбросил на лавку епанчу, снял шлем и подошёл к столу. Тем временем Воротынский, которому надоело держать план, придавил его медной чернильницей, на другую сторону положил свой пернач[55] и только после этого стал показывать Хворостинину.

– Вот здесь, – Воротынский провёл пальцем по плану, – вдоль всей береговой черты от Калуги до Коломны сделаны засеки. Во всех важных местах есть крепости и остроги, а посередине линии прямой путь на Москву закрывает Серпухов.

Опричник провёл взглядом по всей чётко обозначенной на плане линии засечной черты, а потом, прикинув выходившее расстояние, посмотрел на Воротынского:

– Князь, так то ж, почитай, вёрст двести, а как мы реку оборонять-то будем? Ордынцы, они в любом месте сунуться могут, а нам туда, ежели далеко выйдет, как поспеть?

– Где пойдут, заранее прознать можно, – возразил Воротынский и, сдвинув свиток по столу, указал на плане шедшие через степь дороги: – Вот смотри: главный для татар, конечно, Изюмский шлях. Правда, ежели завернуть на Пафнутцев шлях, можно в обход пойти. А через Оку им всё одно перебираться надо. Мостов ордынцы не строят, значит, им через реку вброд идти надобно. Бродов тех всего два, вот там и ждать будем.