В грозный час

Связанного арканом уруса тотчас привели на вершину и поставили перед ханом. Пленник оказался стар и немощен, однако всем своим видом он сильно отличался от прочих урусов. Ещё так недавно расчёсанные волосы были всклокочены, ухоженная борода опалена, летний оксамитовый опашень в саже, и, казалось, только красные сафьяновые сапоги с круто загнутыми носами, расшитые золотым шитьём по голенищу, оставались прежними. Такое богатое одеяние подтверждало, что пленник действительно важный, и Девлет-Гирей сначала заинтересованно смотрел на него, а потом спросил:

– Ты кто, старик?

– Я боярин, – пленник гордо вскинул голову.

– А говорят, ты с испугу куда-то бежал, – презрительно усмехнулся хан.

– Да, я бежал!.. Но ты скажи своему калге[39], – срывающимся голосом выкрикнул старик и, приняв Дивея-мурзу за военачальника, кивнул на него, – пусть он бежит от Москвы! Царское войско разобьёт вашу басурманскую рать, и вы не сможете… Не сможете…

Явно уже начинавший заговариваться старик принялся как-то смешно трясти головой, и Девлет-Гирей громко рассмеялся.

– Глупый урус! Ты на аркане будешь бежать за хвостом коня моего мурзы, и, если добежишь, я, может быть, продам тебя назад в твою Московию, потому как на галеры ты не годен.

Но пленник ничего толком ответить уже не мог. Силясь что-то сказать, он хрипел, брызгал слюной и в ярости дёргался, пытаясь как-то ослабить стягивающий его аркан.

– Ты-ы смотри-и, какой хра-а-брый… – насмешливо растягивая слова, произнёс хан, которого просто веселило бессилье русича, и обратился к Дивей-мурзе: – Что делать с ним будем?

– Как что? – усмехнулся Дивей-мурза. – С собой возьмём. Думаю, за него хорошо заплатят.

– Ладно, – согласился Девлет-Гирей и махнул рукой: – Убрать этого…

Мурза, не выпускавший аркана из рук, потащил уруса с холма, а хан, проводив взглядом пленника, неожиданно вздохнул:

– А жаль, что мы не взяли Москву…

– А что уже брать? Там всё горит, и скоро об этом узнают все… – возразил Дивей-мурза и для убедительности показал на клубы дыма, всё гуще поднимавшиеся над стольным градом царя.

Девлет-Гирей задумался. Хан понимал – его советник прав: это он, славный чингисид, спалил Москву, как какой-нибудь уездный городишко, и пленил её жителей. Теперь уже и не припомнить, когда такое случалось ранее, а значит, пора, собрав Орду, уводить её назад в Крым, вихрем пройдя по уделам русичей. Наконец-то ощутив себя победителем, хан принял решение и, сказав: «Мы уходим, но прежде я хочу ещё посмотреть, как догорит Москва», – подвинул ближе подушки, присаживаясь к дастархану…

Глава 9

Самолично забравшись чуть ли не под самый конёк уже начинавшей тлеть крыши, воевода земского полка, боярин князь Михаил Иванович Воротынский, чей полк днём раньше поспел к Москве, пристально рассматривал сгрудившихся на вершине недальнего холма татарских всадников. Потом, углядев там сверкавшее золотом яблоко ханского бунчука, воевода повернулся к примостившемуся рядом Михайле Сенькову и сказал:

– А ты, серпуховской, и впрямь прав был. Не иначе там сейчас сам Девлет-Гирей со своими поплечниками. Видать, на Москву смотрит.

– Я ж говорил, татарин не врал, вся Орда здесь, – напомнил князю Михайла и замолк.

Ему вспомнилось, как совсем недавно, когда по всей Москве тревожно зазвонили колокола, он, прискакав на Таганку, где расположился новоприбывший полк, и отыскав там земского воеводу, выложил ему всё, что знал, про отважившихся на набег татар. Князь тогда, выспросив дивом заявившегося от самого приграничья серпуховского дворянина, усомнился, что идёт вся Орда, однако распорядился занять городскую окраину и послал людей к стрелецким слободам с наказом разобраться, кто там есть, да заодно своей властью собрать всех годных к отпору.

Когда же татары действительно подошли к Москве и среди московитов разнёсся панический слух, будто бы ордынцы уже штурмуют ворота Белого-города, воевода Воротынский немедля выслал туда отряд. Сеньков помнил, как тогда под тяжестью множества всадников ходуном ходил наплавной мост, и Михайла даже опасался, что может свалиться в реку, но всё обошлось. Правда, когда готовый обрушиться на татар отряд примчался на окраину, оказалось, что ордынцев, и впрямь выходивших к въездной башне, встретили огненным боем и они тут же откатились в поле.

Тем временем воевода Воротынский кончил пристально рассматривать недальний холм, и вроде как самому себе сказав: «Похоже, татар немного, разве что за холмом кто…» – весьма осторожно, так, чтоб ненароком не сорваться, начал сползать с крыши.