В двух битвах

— Но вы не забывайте, уважаемый Александр Лукич, уж если на то пошло, и я имею двойное подчинение. И если вы не согласны с моим решением, поедем к начальнику Политотдела армии Доложим. И как он решит, по сему и будет. Но думаю, что при этом он и нам ижицу пропишет. И прав будет. Поблагодарить придется. Галушко задумался. Посидел молча, закурил

— Не будем обострять отношении, Андрей Сергеевич. Раз настаиваешь, пусть будет так. Уговорю я Хлебова. — И он убедил его тогда.

Хлебов, с вниманием выслушав доклад Николаева о заседании парткомиссии, сказал:

— Доброе и умное решение приняли. Не могу сказать о Копалове, я его хуже знаю, а на Осечкова сильнейшее действие произведет. Уверен, куда сильнее, чем самое строгое взыскание. Старик оценит нестереотипный, подход к нему и исправится. Наверняка исправится. Ну а другие предложения были?

— Других предложений не было. Видно, каждый почувствовал, что такое решение лучше всего достигает цели. Если бы кто из членов парткомиссии не согласился, имел бы свою точку зрения, сказал бы прямо, стесняться не стал, у нас полная демократия г в таких вопросах.

Хлебов помолчал, постучал пальцами по портсигару и удовлетворенно сказал:

— Будем считать вопрос исчерпанным. Приказом наказывать их не буду и вызывать не стану.

— А вызвать надо, — заговорил Галушко. — Кстати, посмотрим, какие выводы сделали Осечков и Копалов из рассмотрения на парткомиссии.

— Мы сегодня у них будем, там и послушаем их, — нашел приемлемое решение комдив.

Дальнейшие события показали, что Осечков и Копалов делом исправили свои ошибки. При встречах с Николаевым гвардии подполковник Осечков не раз вспоминал это заседание и не однажды говорил: «С пользой ведь меня тогда подлечили. На всю жизнь впрок пойдет!»

6. Страничка жизни комдива

Гвардейскому соединению Хлебова, как, впрочем, и всей гвардии, редко выпадали случаи продолжительное время находиться в обороне и, конечно, еще реже на тихих, второстепенных

участках.

И вот после того, как отгремели жаркие августовские бои на Дону, а гвардейцы временно оказались на сравнительно спокойном фланговом участке, у них неожиданно наступили довольно продолжительные будни. Солдаты чистили оружие, улучшали землянки, писали домой письма, читали газеты, вволю отсыпались, а те, был от переднего края подальше, даже умудрялись устраивать игры, соревнования, концерты. Снова заговорили гитары и гармошки...

В конце сентября Хлебов, Николаев и худощавый блондин дивизионный инженер Рощин весь день провели на переднем крае. Они знакомились с окончанием второй очереди оборонительных укреплений. Рощин смотрел работу, высказывал критические замечания, вносил предложения комдиву, что еще необходимо сделать. Обычно сдержанный, рассудительный Рощин в полку Юганова вскипел:

— Это не маскировка, а объективно получилась демаскировка минного поля! Его искать не надо противнику. Оно ребенку видно. И вы, — Рощин обратился к инженеру полка, — соизволили доложить, что с минированием вы перекрыли график. А я ваш несерьезный доклад принял за истину и тоже доложил комдиву. А сейчас вижу, введен в заблуждение. Теперь, товарищ командир дивизии, прошу меня наказать за ложный доклад, и наказать наистрожайше! Обманул я вас, как последний школьник. У них же минирование не только не закончено, а его снова надо начинать...

Рощин пояснил полковому инженеру, как исправить дело, и пообещал на другой день утром приехать в полк:

— Нет уж, дудки! Больше я вам на слово верить не буду!..

Намотались все в этот день основательно. Однако при возвращении настроение у них было неплохое.

— Ваша большая взыскательность, Рощин, мне пришлась по душе, — мерно шагая по заросшему высоким пересохшим бурьяном полю своей обычной покачивающейся походкой, говорил врастяжку Хлебов. — А ваша самокритичность достойна подражания. А вот что касается «снова начинать» — лишку хватили. Я не стал вмешиваться в ваше распоряжение, поскольку ложное минное поле нужно, и забракованное за него сойдет. Но вообще-то там требовались небольшие дополнительные маскировочные работы.

— Согласен с вами. Сознательно сгустил краски. Зазнаваться стал полковой инженер. Спесь эту и надо было сбить. Самолюбивый. Он лучше работать будет да и с докладами в таких случаях спешить не станет.

Комдив отпустил Рощина. По пути Хлебов и Николаев завернули в полковую санитарную роту и оттуда направились на КП. Когда они проходили неподалеку от «снайперской» батареи, видели как гитлеровцы, введенные в заблуждение артиллеристами, отбомбили ложные позиции.

— Насолила батарея им! Ах, насолила! Терпение лопнуло. Видал, целую эскадрилью бросили. И «уничтожили»! — с усмешкой говорил Виктор Сергеевич, когда разорвалась последняя бомба с Ю-87.

Комдив послал адъютанта передать его благодарность артиллеристам:

— Так и скажите командиру батареи: «Доволен и высоко ценю его сообразительность. С начальником политотдела видели, как гнилые бревна летели вверх. Умно, очень умно провел этих воздушных пиратов!»

— Посидим? — предложил Николаев.

— Посидим. Чего же...