В час ворон

Четыре английские булавки, почерневшие от моего масла пожирателя грехов, застегивают бабулин рот. Когда настает время достать ее внутренности, мы наполняем ее пеплом, чтобы ее тело точно знало, где ее душе покоиться с миром — в огне преисподней. Тетя Вайолет стоит в сторонке, куря одну сигарету за другой, отказываясь смотреть на то, как ее мать отходит в мир иной.

Дэвис помогает нам переложить ее вместе с доской в сосновый ящик, который сколотил Могильный Прах много лет назад в ожидании этого дня.

— Ты готова? — Прах стоит в дверях с лопатой в руках, вытирая пот со лба.

Мы втроем стаскиваем небольшой сосновый ящик по ступеням крыльца — бабуля весит немного. Сам гроб сделан из тонкой дешевой сосны. Специально, чтобы не продержаться больше года. Мы этого хотим: так земля сожрет ее как можно скорее.

Мы стоим над ямой в земле.

Достаточно глубоко, чтобы закопать, недостаточно, чтобы навсегда.

Это кусок бесполезной земли, на котором не вырастить ничего даже при большом желании. Безымянная могила, которую со временем скроет растительность и лес, и о существовании Агнес Уайлдер просто забудут.

Могильная грязь сыпется на крышку, пока я кратенько молюсь Господу, чтобы он относился к ней так же, как она при жизни относилась к людям. Затем я прошу его дать ей обещанное в Библии, чтобы она пожала то, что посеяла. Я уверена, что мои молитвы будут услышаны. Я чувствую это костями.

С подъездной дорожки слышен хруст гравия. Мы с Могильным Прахом оборачиваемся на подъезжающий «Бронко» Оскара.

— Дай мне минутку, — говорю я Праху, который заканчивает засыпать могилу, пока тетя Вайолет стоит рядом и смотрит — просто смотрит.

Мы встречаемся на полдороги, Оскар и я, под оберегающим покровом дуба. Он какое-то время молча оглядывает дом и двор.

— Все выглядит хорошо, — говорит он, хотя я знаю, что он не может определить, почему так. Выглядит все практически так же, как и прежде, но без бабули ощущается иначе.

Без нее легче, спокойнее. Свободнее.

— Вы нашли машину Лорелей?

Он кивает:

— Ага, нашли. Я попросил местное полицейское отделение в Огайо оформить ее как улику. На днище нашли волосы и кровь. Мы проверяем, принадлежат ли они человеку или зверю. Есть неплохой шанс, что новые хозяева предъявят обвинения, когда придут результаты из лаборатории. Чтобы ты знала, шериф сам настоял, чтобы я — и только я — занимался машиной Лорелей. Похоже, отчет заместителя Ранкина о смерти Адэйр не был особенно точным.

Я правда не могла представить, чтобы шериф Джонс поощрял процветание подобной коррупции у себя под носом. Но я также верю, что люди с такими слабыми моральными принципами, как у заместителя Ранкина, легко продаются — продаются людям вроде Лорелей Ратледж, судя по всему.

— Ты говорила, что хочешь мне что-то отдать? — спрашивает он.

Я жестом приглашаю его идти за мной.

— Я перебирала бабулин шкаф, чтобы найти, в чем ее похоронить.

Оскар ждет в гостиной, пока я исчезаю в бабулиной спальне.

Странно находиться в ее пространстве, шарить в ее вещах — делать это я бы не посмела никогда при ее жизни. Я даже не осознавала, как много дедулиных вещей она оставила в своем шкафу. Удивительно, как такая простая вещь, как одежда, может вызывать настолько яркие воспоминания. Вроде его любимой голубой рубашки, которую он носил в церковь и которая превращала его глаза в сапфиры. Или пальто в коричневую клетку, в котором он зимой чинил трактор. Маленькие вещицы, которые я позабыла и которые настигли меня.

Я бы, наверное, и не заметила это пальто, если бы из его переднего кармана не торчал сложенный лист бумаги. Фото мальчика вызвало у меня приступ любопытства.

Черная вельветовая куртка, какие носят мальчишки. Волнистая текстура, которая под пальцами кажется шрифтом Брайля. Мой большой палец потирает медную пуговицу на лацкане. Выдранный кусок ткани на манжете рукава повествует о трагической истории, которую я хорошо знаю.

В кармане лежит брошюра с панихиды Уильяма Роберта Риверса из Черного Клюва, штат Теннесси. Семья и друзья звали его Уиллом. Он был единственным и очень любимым сыном Джесси и Лолы Риверс. И он покинул их в возрасте девяти лет, после того как утонул в реке Камберленд.

Прямо там, в центре брошюры, широкая счастливая улыбка Грача. Фото из третьего класса — фото Уилла. Это было доказательство того, что Грач существовал не только в моей голове.

Мальчик правда утонул.

Семья его правда похоронила.

А девочка воскресила его в своем воображении.

Он был из Черного Клюва, а я загадала желание на вороньем пере — неудивительно, что в моей голове Грач стал великолепной птицей.

«Р» значит Риверс.

Я стаскиваю кольцо с буквой «Р» со своего мизинца и подношу к брошюре с панихиды. То же кольцо девятилетний Уилл носит на фото.

Мой юный разум убедил меня, что ворона принесла мне безделушку, но я, должно быть, стащила кольцо с его пальца — как грязный воришка. Оно не мое. Никогда моим не было. Оно принадлежит его семье.