Проливной дождь снаружи ужасно меня тревожит. Где сейчас Грач? У него есть безопасное укрытие? За эти годы прошло много дождей, и он справился. Слабое утешение, но что есть, то есть.
С другой стороны, мое внимание постоянно тянет к залитой дождем стеклянной двери, которая ведет на парковку. Не к самой двери, но к тому, что я вижу за ней, к пикапу Могильного Праха и маленькому красному чемоданчику, который ждет меня.
Пальцы колет от желания добраться до его содержимого, но я не могу рискнуть открыть его здесь, вдруг шериф решит его конфисковать.
«Я пообещал твоей матери сделать все для твоей защиты», — я все кручу последние слова Праха в голове. Он бы не сказал это, планируй он меня сдать, так? Моя практичная сторона думает, что, может, там ящичек с рецептами — он спрятал его внутри для надежности.
— Жалко ужасно, если хочешь знать, — тяжело тянет заместитель Ранкин, наливая себе чашку кофе и хватая кусок испеченного Келли двухцветного кекса.
Живот у меня бурчит от этого зрелища — я целый день не ела.
Он разговаривает не со мной, а с Билли Парнеллом. Я, должно быть, стала невидимкой, потому что никто из них не обращает внимания на то, что я сижу в двух стульях от них.
— Страшное дело, я так скажу. — У Билли южный акцент, он тянет слова, начиная каждое низким голосом и заканчивая высоким. — Печально, что эта красавица потеряла брата и отца за пару дней. А потом еще это безумие с тетей. — Он качает головой, тревожно передергивая плечами. — Ее так быстро утащили. Бросили в больничный фургон, будто тряпичную куклу. — Он откусывает большой кусок. — Хотя, может, ей будет лучше в другом месте, — добавляет он с набитым ртом.
Не могу сказать, что не согласна с этим. Гэбби определенно нуждается в профессиональной помощи. Бедная женщина, семья запихнула ее в больницу, будто постыдный секрет. Так жить нельзя.
Билли придвигается к заместителю Ранкину, понижая голос:
— Думаешь, он их всех убил? — Он многозначительно переводит глаза на Могильного Праха, будто в комнате есть еще кто-то, арестованный за убийство.
Злой взгляд, который я кидаю на Билли, мог бы убить. Он ловит его, понимая, что я смотрю и слушаю. Он решает запихнуть себе в рот еще один кусок кекса, а затем идет приставать к Келли в диспетчерской.
Ранкин бросает в меня один из тех взглядов, в которых читается, что он считает себя лучше меня, потому что у него значок. Я расплываюсь в самой фальшивой из улыбок, надеясь, что в ней чувствуется мое желание показать ему средний палец.
Однако заместитель Ранкин не ошибается насчет Лорелей. Потерять двух близких таким образом… немыслимо. Не будь она злобной стервой, убившей мою сестру, я бы ее даже пожалела.
Они с Эллисом хотя и были близнецами, но ясно, что ничего общего у них не было. У Эллиса будто во всем теле не было ни единой дурной косточки. Это мнение я строю на тех немногих случаях, когда мы сталкивались в городе — когда летом и на каникулах они возвращались из школы-интерната в город. Но отчаянный страх на его лице, когда он бежал от меня — ну, не от меня, от Лорелей…
«Бз-з-з, дзынь!» — дверной звонок выдергивает меня в настоящее. Оскар забегает в участок, отряхиваясь от дождя. Он передает Келли пластиковый пакет с какими-то уликами, которые нашел в доме. Когда он заканчивает смахивать капли, цепляющиеся за «стетсон», его взгляд оказывается на мне. Кивком он приглашает меня присоединиться к нему в кабинете.
— Последние несколько недель были полным безумием. — Бронзовая ладонь Оскара приглаживает мокрые волосы. Он жестом приглашает сесть напротив. На то же место, что и два дня назад.
— Скоро стемнеет, а дождь не унимается, — говорит он, собирая какие-то бумаги и беря ручку. — Нам передали, что вода поднимается на дороге в Дэвенпорт. А мы уже закрыли дамбу из-за подтопления. Тебе, наверное, стоит отвезти Агнес домой, пока по дороге еще можно ехать.
— Ну, я хотела подождать Праха, — говорю я, показывая большим пальцем за плечо.
— Слушай. — Оскар перестает подписывать бумаги. — Мне не нужно, чтобы ты застряла на затопленной дороге, а парни потом рисковали, пытаясь выловить тебя из канавы. В Теннесси уже был торнадо. — Он берет пачку бумаги и пристраивает ее поверх другой, не менее толстой. — Не переживай за Праха. Как только залог будет внесен, а бумаги оформлены, я сам его привезу. Конечно, в понедельник ему нужно будет появиться в суде, но сегодня я привезу его домой.
Суд в понедельник. Чтобы предъявить официальные обвинения в убийстве тех детей. И дедули. А может, и Стоуна. Я гадаю, как до этого момента все исправить.
— Ты не обязан. Я могу отвезти бабулю и вернуться за Прахом.
Оскар изможденно смотрит на меня: он устал спорить.
— Ты сегодня ела? — Он поднимает бровь, уже зная ответ. Из-за его заботливости я и стала с ним встречаться когда-то. — Езжай домой. Перекуси. Тебе не помешал бы отдых, Уэзерли. Я скоро привезу Праха.
Я киваю, поднимаясь. Еда и сон звучат неплохо.