— За три дня до смерти ей было видение. Она знала, что у меня будут проблемы. Она сказала мне, что у Гэбби есть ответы, а еще дала мне ключ. — Я колеблюсь, рассказывать ли ему о том, что он подходит к той коробке, что была на их фото с моей матерью. — Она сказала: «Найди весы правосудия, в них правда». А сегодня, когда Лорелей на меня набросилась, на ней была подвеска, весы правосудия — это знак зодиака Весов, если ты не в курсе. — Он безэмоционально смотрит на меня. — Я думала, что речь шла о правосудии для меня, но теперь мне кажется, что она имела в виду себя. Мы нашли эту жестянку.
— Кто «мы»?
— Я, — быстро поправляюсь.
Он вопросительно поднимает бровь.
— Я нашла эту жестянку по инструкциям Адэйр, поэтому мы вроде как нашли ее вместе. — Господи Иисусе, Рейлин меня сама убьет, если я создам ей проблемы.
— Нашла где? — Он буквально рычит эти слова.
— В фермерском домике…
— Ты была на месте преступления? — Он вырывает у меня банку. Его злость направлена на меня как кинжал.
— Формально — нет. Ну, возможно… но эта банка была в доме, который не относится к месту преступления. Формально, — повторяю я.
Он читает записку:
— В чем она была права? Что это за капля дождя? Язык загадок? К чему ведет эта история? Это какая-то чепуха. Где доказательства?
— Я к этому веду! Боже, придержи коней. — В стороне раздается жужжание двери, объявляя о появлении кого-то еще и сокращая мое и без того взятое взаймы время. — Гэбби — это язык загадок, она туманно говорит. Она дала мне синюю стеклянную каплю. Это наша семейная реликвия. — Я показываю ему пробку от бутылочки. — Когда я спросила, где она взяла ее, она сказала, что вытащила из кармана мертвого оленя. Она была там, когда оленя сбили, она сама так сказала. Вот только я не думаю, что сбили оленя, я думаю, это была Адэйр. И я не думаю, что сбил ее Стоун Ратледж на своей машине.
Невозмутимый взгляд Оскара сообщает, что последние капли его терпения только что испарились. Он встает, всплескивая руками.
— Не могу поверить, что я попусту терял время на эту сказку. Капли дождя, олень с карманами и загадки, спрятанные в пустых жестянках. — Он швыряет банку на стол. — Серьезно, Уэзерли?!
Дверь трясется от настойчивого стука, и Келли заглядывает внутрь.
— Шериф звонил, м-м-м… — Она бросает на меня взгляд, затем обратно на Оскара. — Дело довольно серьезное. Он ждет тебя у Ратледжей как можно скорее.
Оскар обращает ко мне сердитый взгляд.
— Что? — Я невинно поднимаю руки. — Я все рассказала. Клянусь!
— Пара сек, — говорит он Келли, и она разумно ретируется. — Я с тобой не закончил. — Он хватает свою шляпу заместителя и ключи от «Бронко».
— Эй, а что насчет того, что я рассказала?
— Это не доказательство. — Он устраивает «стетсон» на голове и разворачивается к двери.
— На машине Стоуна ни царапины, — выпаливаю я. Этого хватает, чтобы остановить его на пороге. — На этом красном «Корвете» ни единого следа. Сам сходи посмотри. — Я машу рукой в сторону входной двери.
— Это называется ремонт, Уэзерли. — Он качает головой и хватается за ручку двери.
— За неделю ремонт не делают, — быстро говорю я. Он замирает. — Слушание в суде было через полторы недели после смерти Адэйр. «Корвет» Стоуна в тот день стоял на главной улице. Разве он не должен был еще быть в мастерской? Спроси Джимми Смута. Он отогнал машину Стоуна после из-за пробитого колеса. Он бы заметил повреждения, так? Если не чинил до это? Если машина Стоуна сбила… — слова застревают в горле. — Если он что-то переехал, — говорю я сквозь сжатые зубы, — оленя или что-то другое, где повреждения? Так быстро машины не чинят. Не в наших краях. Особенно дорогие спортивные тачки, как у него. — Теперь в его глазах показалась искра.
— Это все еще не доказательства, — говорит он, поворачиваясь.
— Лорелей водит машину отца, — пытаюсь договорить я до того, как он закроет дверь, но не успеваю.
— Где же ее машина? А? — вопрошаю я в пустом кабинете, падая в кресло Оскара. — Спроси богатую девочку об этом, почему нет? — Я пальцем раскручиваю картотеку на его столе.
Я и пары раз не успеваю покачаться взад-вперед в кресле, когда замечаю ярлык на папке, которую Оскар листал, когда я появилась. «Уэзерли Уайлдер», — нацарапано на нем как куриной лапой. Холодок страха поднимается по шее и заливает лицо краской.
Звонок на входе. Я поднимаю глаза на полсекунды. Когда ничего не происходит, я разворачиваю папку к себе и открываю ее.
Сверху лежит отчет об осмотре дедули после смерти. Снимки его тела и заметки на полях, читать которые слишком больно. Дальше идет жалоба миссис Филлипс о том, как я «исцелила» ее мужа. Я помню ее неблагодарность после того, как я заговорила его смерть, она мне целый выговор устроила. Затем ксерокопия записок доктора Йорка с того дня, когда я пыталась заговорить смерть Эллиса Ратледжа. На следующей странице, вырванной из желтого блокнота, Оскар написал несколько имен и дат. Люди, чью смерть я заговорила. Есть еще несколько, о которых Оскар не в курсе.
Но мое внимание привлекают слова, нацарапанные на полях:
«Неизвестная жертва утопления???»
Душа уходит в пятки.