Увидимся в темноте

– То есть к Ветровой приходил некий человек, связанный с правоохранительными органами, поднял тему о покойном и забрал его сценарий. Последнее, что у нее оставалось в память о друге ее матери. Ничего не упустил?

– Нет.

– И как же она рассталась с творческим наследием гения? Сам же говорил, что хранила его как зеницу ока.

– Ты не поверишь, – вздохнул Грунюшкин. – Этот человек Полишу прямо очаровал. Загипнотизировал буквально.

– Ты-то как об этом пронюхал?

– Нашел ее нынешний телефон, это было несложно. Сложнее было позвонить, целый месяц, дурак, собирался. Понятное дело, она меня не сразу узнала.

– А потом?

– И потом. В том плане, что ей наплевать было, как обычно. На все, кроме сына. Я забросил тему с покупкой сценария. Сказал, что хорошо заплачу, что сделаем большой проект, то да се. После этого она мне все рассказала. Слушай. Может, пробьешь, куда он улетел?

– Может, пробью, если визитер из органов.

– Точно не ты?

Телефон пикал последние секунд двадцать: пробивался сигнал второй линии. В какой-то момент пиканье затихло, а потом возобновилось снова. С техническим идиотом Брагиным вечно так: он почти никогда не успевает вовремя отреагировать на фоновые звонки во время разговора. А если даже успевает, то путается в красно-зеленых кружках «принять-отклонить».

И сейчас – именно сейчас! – важно было попасть в зеленое: на дисплее высветилось имя

П. ВЕТРОВА

Брагин внес Полину в записную книжку еще летом, когда надеялся хоть как-то подсечь кроху-удильщика и вытащить его из глубин. И был абсолютно уверен, что мать Кирилла вряд ли сделает то же самое. И вот пожалуйста, и нескольких месяцев не прошло, а Сергей Валентинович уже понадобился. Брагин смутно подозревал, что звонок Полины напрямую связан с прерванным разговором с Грунюшкиным. И не мешало бы вломить приятелю за то, что он даже не удосужился связаться с Брагиным после сомнительного визита к Ветровой некоего правоохранителя. А если бы Брагин сам не позвонил?

Подумаю об этом позже.

– …Брагин. Слушаю вас, Полина.

Ответа не последовало. Единственное, что слышалось в трубке, – птичье пение.

– Слушаю, – снова повторил Брагин. – Говорите.

Пение не приближалось и не удалялось, накатывало легкими волнами откуда-то из глубины – одной, другой, третьей. Волны ворочались в ушной раковине Брагина, в них не было ничего опасного, можно даже покачаться на них, закинув руки за голову, – как он обычно это делает где-нибудь на Средиземноморье, в забитой отдыхающими по самую маковку турецкой Анталье. Кате не очень нравится Анталья, давно пора сменить дислокацию и поехать куда-нибудь в Таиланд. Или в Китай, туризм там сейчас на подъеме, ты забыл, Брагин. Ты забыл.

Ты забыл, как однажды у тебя свело судорогой ногу и ты едва не потонул среди мелких ласковых волн.

Неопасных.

Вот и сейчас он чувствует, как судорога тащит его на дно.

Ток-ток-ток, – явственно слышно в птичьем пении.

Маленькая птичка из сна – с рубиново-красными глазами-бусинками.

Ток-ток-ток.

* * *

…Брагин подобрал Вяткина на выезде из города.

– Ну, чего там? – спросил капитан. – Что случилось-то?

– Пока не знаю. Не думаю, что… – Он на секунду замолчал, подбирая нужное слово. Но так как ничего в голову и не пришло, Сергей Валентинович только махнул рукой.

– Хоть что-то объясни, а? Для чего тебе срочно понадобился опер Гриша Вяткин, да еще с табельным оружием. Может, надо было сразу ОМОН вызывать? Спецназ ГРУ? Росгвардию?

– Был звонок. От Полины Ветровой.

– Это какой Полины? Мамаши невменька?

С самого начала, еще со времен вторжения на Малую Гребецкую, Вяткин, не признающий никаких болезней, кроме инсульта и красной волчанки, называл мальчика Кирилла не иначе как уничижительным и совсем не медицинским термином «невменько». Полное презрение к тонким сферам человеческой психики, но Гришу не исправить.

Брагин даже заморачиваться этим не будет, прошли те времена, да.

– Да, мамаши.

– И что она сказала?

– В том-то и дело, что разговора не было. Было слышно только пение птиц. Больше ничего. А потом связь прервалась. Я несколько раз перезванивал, но абонент уже был вне зоны действия сети. Возможно, телефон сел. Возможно, его выключили.

– А едем куда?

– До звонка Ветровой я разговаривал… Не важно… Потом был ее звонок…

– С птицами, – на всякий случай уточнил Вяткин.

– Да-да… И сообщение. Оно тоже пришло с ее номера. Два слова. «GREEN LOVERS».

– Что за зеленые любовники? – закатил глаза капитан после довольно продолжительной паузы, понадобившейся ему для перевода. – Голубых бы еще понял. Розовых. А это – хрень какая-то. Вообще слышал я это название.

– Да не «Зеленые любовники». А «Любители зеленого».

– Прямо страсть у наших людей всякую англоязычную лабуду в мозг себе имплантировать. Ну, так и написали бы – «Любители зеленого». Или там – «Молодо-Зелено». Нет же, им обязательно нужно «ловерс» вставить, а потом удивляются – откуда только новые сексуальные извращения берутся. А они от языка, Сережа. От этой… орфоэпии гребаной и прочих синтаксисов с пунктуацией.

– Питомник.

– Что?