Вслед за этими словами Божара выхватила из-за пазухи гребень, данный Макошью, широко размахнулась и бросила его с холма в долину.
Сильный порыв ветра омахнул холм невидимым крылом; земля содрогнулась под ногами, под серыми рассветными облаками на миг мелькнул яркий золотисто-розовый свет. Густое облако с рогами вроде коровьих оделось ало-золотой каемкой, и из него, как казалось с далекой земли, пошел дождь. Прозрачная живая дымка заструилась от облака вниз и собралась между землей и небом в серо-голубоватое облако.
В облаке проступило видение густого леса: тянулись рыжие сосны, качались на ветру еловые лапы, дрожали ветви пугливой осины, качались копны тонких и черных березовых ветвей. Сначала все казалось серым, как в густых сумерках, но с каждым мгновением облако светлело, как будто там был иной мир со своим порядком света и тьмы. Видение наливалось жизнью, краски сгущались, и вместе с тем оно оседало на землю, словно погружалось, вместе с цветом наливаясь тяжестью. Несколько мгновений – и там, где только что лежали широкие пустые пространства, теперь стоял густой лес. Ветви подлеска плотно сплетались, среди мелкой ольхи зеленели крошечные елочки, утопающие в снегу, возле опушки из обтаявших сугробов торчали сухие стойкие былинки, приносящие в новую весну память о прошлой осени.
Дарована моргнула, вздохнула глубоко, стараясь прийти в себя и хотя бы сообразить, где она и что она. Весь мир вокруг так изменился, что казалось, не дивный лес спущен к ним по воле Матери Макоши, а сами они с этим холмом, и серой, напитанной водой ледяной дорожкой Пряжи, и с дымками ближних огнищ чуть поодаль – все вместе взяты в Надвечный Мир.
– Больше им нет сюда дороги! – шепнула ей на ухо Росава и крепко взяла княжну за локоть, опасаясь, что ту не сдержат ноги. – Через этот лес никто не пройдет. Разве что сумеет померяться силой с Божарой.
Дарована молча качнула головой. По ее мнению, на всем Истире не найдется человека, способного тягаться с Божарой. Разве что на Девоне. О том, что лежит по ту сторону Истока Истира, ничего нельзя знать наверняка.
Вопреки убеждению князя Велемога, что сын его мало на что годен и хорошего правителя из него не выйдет, Светловой с большим воодушевлением согласился идти в поход на дрёмичей. Настолько охотно, что Велемог даже был недоволен его рвением, заподозрив, что сын передумал и захотел жениться на Дароване, которая была объявлена целью похода. Теперь стремление сына к женитьбе не очень-то устраивало князя: Жизнеславу они оставили в Славене по-прежнему больной, и он не упускал из мыслей той возможности, что вскоре сам станет женихом.
Но Светловой очень мало упоминал о Дароване. Настолько мало, что впору было усомниться, а помнит ли он ее вообще. Казалось, среди всего речевинского войска у княжича была какая-то особая, своя собственная цель. И некоторые из ближайших его товарищей, такие как Миломир или Преждан, хорошо помнившие события начала зимы, догадывались, что это за цель.
– А что я говорила тебе! – с ликованием воскликнула Звенила, впервые услышав от полного сомнений Светловоя, что отец затеял поход к дрёмическим рубежам, уже получил согласие веча и теперь зовет его с собой. – Я говорила! Враг твой – не даль, а время! Время проходит, время близит тебя к весне, и даль сама отступает перед тобой! Сама судьба ведет тебя! Князь прокладывает тебе дорогу! Думая связать, он освобождает тебя! Туда, к дрёмичам, к реке Пряже, лежит твоя дорога! Там найдешь ты Чашу Судеб, там найдешь ты средство вернуть мечту!