Утренний Всадник

– Но верно ли, что Чаша Судеб – в Макошином-на-Пряже? – Светловой не мог так сразу, после долгих месяцев тоски и безнадежности, поверить, что мечты его все же могут сбыться. – Ведь говорят, что чаша покажется только достойному?

– Всяк достоин своей судьбы! – воодушевленно отвечала Звенила. – Каков ты, такова и судьба твоя. И не гляди, что далеко: глаза боятся, а руки делают; мысль ужасается, а ноги идут!

Ноздри ее тонкого носа раздувались, зрачки стали огромными, так что серый ободок вокруг них был едва заметен; она как будто всматривалась во что-то далекое, радостное и ясно видела дорогу к цели. Один вид ее убеждал безо всяких слов, и Светловой повеселел, поверив ей. Он должен был верить хоть кому-нибудь, а без этого он не смог бы жить.

И Светловой отправился в поход с такой готовностью, какой Велемог от сына никак не ждал. Медвежий велик день они встретили уже в самом нижнем течении Истира, где была назначена переправа. Истир, отец всех говорлинских рек, раньше всех освобождался ото льда; переправа в самом широком месте, где разлившаяся река походила на море, была весьма опасна, но обещала наибольший успех внезапному нападению. Но и оказавшись на дрёмических землях, Светловой меньше всего думал о войне. Едучи в ратном строю, он почти не опускал глаз от неба, выискивая там признаки наступившей весны. Его зимняя задумчивость сменилась бодростью и ожиданием.

Увлеченный блаженством мечтания, Светловой едва замечал длинные переходы по неудобным раскисшим дорогам, холодные ночи под открытым небом или в тесных душных клетях редких поселений. В нескольких битвах, в которых речевины захватили два дрёмических городка и безуспешно пытались взять Краенец, Светловой не слишком отличился: ему трудно было набраться ратного духа, когда вся душа его была занята мыслями о любви.

Двигаясь вниз по Краене, войско речевинов со дня на день ждало встречи с Держимиром. Несомненно, он уже знает, что за гости пожаловали на его землю, а в трусости его не обвинял даже недоброжелатель Велемог. А весна меж тем, не желая ничего знать о войне и смерти, укреплялась в своих правах: морозов и снегопадов больше не было, в полдень солнечные лучи казались горячими и плавили снег на лесных полянках. Леля была все ближе, и Светловой с радостью встречал взглядом каждую березку, вспоминая, как в Купалу Леля вышла к нему из березы. В свежем упругом ветре навстречу ему летел запах оттаявшей мокрой земли, еловой хвои, горьковатый дух дубовой коры. Солнечный луч бил прямо в глаза Светловою, словно сама Леля ради забавы пустила его. Стоило ему закрыть глаза, как в солнечном пламени колебалась легчайшая, невесомая фигура, сам образ света и пробуждения… Она уже была близко, Светловой всем существом ощущал ее присутствие. Ему хотелось протянуть руки и поймать в объятия свою мечту, ставшую единственным смыслом его жизни. Они исполнил условие, открытое Велой в ночь нового года: он забыл все, забыл род, племя и себя самого.

Однажды в середине дневного перехода речевинская дружина наткнулась на отряд с рарожскими соколами на щитах. Велемог поскакал навстречу, вгляделся и вдруг переменился в лице.

– Я не верю своим глазам! – с негодованием воскликнул он. – Тебя ли я вижу, Боримир Предиборич? Или это блазень морочит меня?

Светловой не успел даже удивиться, почему его отец, обычно сдержанный и владеющий собой, сейчас так неучтив. Ответ того, к кому он обращался, был не более вежлив.

– Мороки и блазни путают кого-то другого! – раздался резкий голос с заметным рарожским выговором, и Светловой увидел во главе отряда молодого всадника.

Над его головой поблескивал шитый золотом прапорец на тонком древке, указывая на то, что это и есть вождь. Тонкое лицо с острыми прямыми чертами было довольно красиво, но зеленоватые глаза смотрели холодно и требовательно. Выражение надменности говорило о привычке повелевать, которую пытались привить и Светловою – увы, безуспешно. Видно, при зарождении духа Мать Всего Сущего не пожалела солнца и огня, отчего Боримир сын Предибора стал бесстрашен и гневлив.

– Мороки путают меня и мою дружину! – продолжал князь рарогов, подъехав ближе к Велемогу. – Да, я помню наш уговор и был бы рад его выполнить. Но к святилищу нет дороги!

– Как – нет дороги! – с трудом сдерживая возмущение, отозвался Велемог. – Твое промедление может погубить весь наш поход. Или ты хочешь, чтобы Держимир успел к святилищу раньше нас? Ты хочешь, чтобы он отослал и княжну, и чашу в глубь своей земли? Ты хочешь идти за ними до самого Прямичева?

– Я хочу быстрее покончить со всем этим! – резко ответил Боримир, едва дождавшись конца речи Велемога, чтобы не перебивать старшего. – Но к святилищу нет дороги! Если ты знаешь ее – покажи! – И он гневно махнул свернутой плетью.

– Дорога начинается от устья Пряжи! – с показной четкостью стал объяснять Велемог. – Ее легко найдет и ребенок…

– Значит, ты уже миновал ее! – с издевкой ответил Боримир. – И мог бы ждать меня в условленном месте, а не ехать навстречу! Или ты боялся, как бы твоя невеста не пробыла в моих руках слишком долго?