upload

- Я молилась о том, чтобы ты не стала Экалой, дитя мое, - Гертруда погладила меня по плечу. – В твоих глазах уже сейчас столько боли, а ты еще так молода… Я молю их, - она указала глазами в потолок, - чтобы они дали тебе хоть немного счастья за все, что приходится пережить тебе и пришлось твоей маме. Но я и завидую тебе, силе твоего духа. И верю, что ты выстоишь… Знаешь, есть валькирии те, кто просто наделен даром, а есть те, кто валькирии изнутри, из самой души. Истинные валькирии. И я верю, дитя, что ты из таких… И еще, - она улыбнулась. – При общении с сестрами держи язык за зубами получше. Кто именно уши врага и его глаза, мы не знаем. Но сдается мне, одна из них, по меньшей мере, из Совета… Ту, кого я в этом подозреваю, я держу поближе к себе… Но могу и ошибаться.

- Я буду молить их о том, чтобы вы не пострадали на этом важном посту в такое время, - пробормотала я. – Спасибо. Быть может, мой единственный шанс сбудется и после войны я смогу быть с ним…

- Твоя любовь не ведает границ, Кэтрин, - покачала головой женщина. – Все, кого ты любишь, счастливые люди. Ты готова быть рядом с ними, что бы ни происходило. Отдать за них жизнь. Разделить горе и радость. Я знаю, ты боишься стать прежней, из другой реальности, но зря, милая. Поверь. То, какая ты сейчас, дорогого стоит. И даже Димитру этого в тебе не убить. Однако же… Нам пора, - она вздохнула. – Тут никого не может быть, тут даже мантия-невидимка не закроет, лишь Дар Смерти, если только. Но нам пора, - мы трангсрессировали обратно в комнату Оливии. Федерика и Мерседес как раз закончили делать перевязку. Последняя, с красными опухшими глазами, посмотрела на меня.

- Здравствуй, Кэтрин.

- Привет, - я взглянула на Оливию. За время нашего разговора с Гертрудой ничего не изменилось.

- Анна написала, Сестра Гертруда, что мы можем голосовать, а она потом посмотрит уже на наше решение.

- Сестра Кэтрин, Сестра Мерседес и Сестра Федерика, через полчаса мы все соберемся в зале Большого Совета, чтобы проголосовать об очень важном решении, - заметила Гертруда. – Я пока осмотрю Наставницу Оливию, вы можете немного отдохнуть…

- Нет, Сестра Гертруда, я останусь, - Федерика покачала головой. – Помогу вам. Мерседес, отдохни немного, ты почти не отдыхала эти дни, - молодая валькирия кивнула и вместе со мной вышла в коридоры Дворца. Мы молча шли рядом некоторое время, и вдруг в каком-то широком коридоре с белыми стенами, светлым паркетом и окнами с огромными подоконниками она кивнула мне.

- Сядем? – я кивнула и мы уселись на прохладное дерево, поджав ноги. Места для двоих там с трудом, но хватало. Окна выходили в сад у Дворца, этаж это был третий. Я смотрела на ветви высоких могучих деревьев и маленьких плодовых, качавшиеся на сильном ветру. Одна из тонких веточек обломилась и упала… Уже мертвая частичка, еще недавно бывшая живой, дерева… Маленькая, но смерть… Мерседес проследила за веткой взглядом и посмотрела на меня. – Она выживет, я надеюсь. Я о Наставнице, конечно…

- Я тоже на это надеюсь, - пробормотала я.

- Знаешь, - Мерседес задумчиво посмотрела на меня. – Ты же отказалась, правда? Мы голосовали за твое включение в Совет, когда это случилось. Гертруда сказала, тебя надо будет спросить, правда.

- Я отказалась… Это огромная честь, конечно, и я польщена, но я отказалась. Мне сейчас немного не до этого. Проблемы большие, знаешь…

- Ну да. Я тебя понимаю, в общем-то, я бы на твоем месте тоже не хотела бы тут оказаться в плену бумажек и совещаний, и решать вопросы о вылазках и контратаках. Тем более у тебя там выбор, который в тебе нуждается, и любимый мужчина, за которого ты переживаешь… Понятно, что тебе хочется быть там, с ними, и сражаться вместе с ними.

- А у тебя? Тебя же тоже в Испании ждут, разве нет?

- Неа. Мой выбор женат и у него трое дочерей. Я крестная мать средней… Ну, ты сама понимаешь, что ждать меня там некому, своей семьи у меня нет, отца я видела последний раз лет в пять, а мама умерла, передав мне дар. У нас с ней как-то не сложилось с выбором… - меня передернуло, когда я представила себя на месте Мерседес. Я знала, что случается и такое, и искренне ей сочувствовала. Сколько же боли должно быть в душе этой молодой женщины, когда она смотрит на любимого ей человека, на выбор, без которого ей тяжело жить, и видит рядом с ним его жену и детей… Валькирии, внезапно осознала я, страдают по той или иной причине все, у каждой есть внутри что-то, что приносит бесконечную боль. Расплата за дар… Мне еще, подумала я, даже повезло… У меня до совсем недавних пор было больше счастья, чем боли. Вот только теперь это счастье таяло со скоростью снежинки, а боль – нет. Опять же – расплата за дар. – Как ты? Как дела с твоими чарами, ну, то есть с этими, плохими чарами… - заботливо поинтересовалась Мерседес. Я открыла было рот, чтобы рассказать о том, что кое-чего достичь удалось и видения, головная боль и сны перестали меня мучать, но вспомнила предостережение Гертруды. И потому ответила совсем другое, не то, что собиралась: