Унтер-офицер и другие

Бубик громко выругался, а затем сказал:

— Вот увидите, теперь нас заставят копать могилы. Там столько убитых, что и до полуночи не управимся…

С вершины холма мчался Годор, на бегу крича, чтобы мы, лодыри несчастные, пошевеливались, так как окопы к вечеру должны быть готовы. После страха, который он недавно пережил, Годор вновь обрел голос.

Нилашист Пирингер тоже кричал во всю глотку, собирая разбежавшихся земляков.

«Видать, они оба тронулись… Бегают, орут, а что толку? Ну, выиграли день-два… Видите ли, им срочно понадобилась новая линия обороны».

Забегали и гитлеровцы. К ним подошел какой-то офицер, привел двух пленных. Один из них, пожилой, видимо, ранен. Он то и дело трогал ногу, на которой до колена засучена штанина. Перед ним стоял гитлеровец и орал на него. Пленный, видимо, отвечал что-то, но с места не трогался. И вдруг гитлеровец ударил его прикладом карабина по спине.

Бубик растерянно посмотрел на нас. У Пишты Тота нервно задергались уголки рта…

Бедняга пленный повернулся и, защищая лицо, закрыл его руками, но тут же получил еще один удар, теперь по голове. Он со стоном опустился на землю, а потом упал на бок. К нему тут же подбежал его товарищ, затряс его за плечи, потом брызнул из фляжки в лицо.

— Пошевеливайтесь! — ворчал на нас Годор.

Однако никто даже с места не сдвинулся.

— Шевелитесь, я вам говорю! — заорал нилашист.

Пишта Тот медленно повернулся. Лицо у него белое, как стена.

— Свиньи! — выдавил он сквозь крепко сжатые губы. — Свиньи!..

Годор подскочил к нему с винтовкой в руках, но кто-то удержал винтовку за ремень.

— Что ты сказал?! — заорал Годор и замахнулся винтовкой, чтобы ударить Пишту прикладом.

Фекете взглянул на меня, и в его голубых глазах замелькали какие-то бесовские искорки.

Бубик крепко сжал в руках рукоятку лопаты и хрипло спросил:

— За что? Что такое?!

Но Тот уже вплотную подошел к Годору и, сжав кулаки, сунул их ему под пос.

— Не тронь меня! — прошипел он. — А то как дам! — Он просверлил нилашиста взглядом, готовый ударить его.

Годор от удивления открыл рот и медленно опустил винтовку.

Пишта Тот, сделав глубокий вздох, отвернулся и плюнул в сторону.

— Вот они, оказывается, какие… — тихо произнес он. — А разве пленный не человек?

Годор медленно попятился, держа винтовку перед собой. Отойдя от Пишты шагов на десять, он потряс оружием и громко закричал:

— На помощь! На помощь!

Пирингер, услышав крик Годора, бросился к нему прямо через виноградник. Вместе с ним прибежали два гитлеровца, один из которых на ходу вытаскивал из кобуры пистолет.

Мы стояли словно парализованные.

Годор, захлебываясь от волнения, начал объяснять немцам, что тут произошло.

Тем временем вылез из винного погреба Келлер. Он, как ни в чем не бывало, причесал маленькой щеточкой свои рыжие усики, рукой отряхнул с колеи налипшую грязь. Сначала он немного послушал, о чем идет речь, а затем перевел гитлеровцам то, что говорил Годор.

Келлер перевел, что тут есть один подозрительный тип, помощник мясника, по фамилии Тот, который, как кажется Годору, явно симпатизирует противнику, при всех обозвал свиньями храбрых германских солдат — верных союзников — и нилашистов…

«Что же теперь будет?» — подумали мы.

Гитлеровец с большим кадыком, который всего час назад пил из бутылки Тота палинку, теперь, склонив голову набок, внимательно слушал Келлера, зловеще пощелкивая курком пистолета.

«Черт бы побрал этого Келлера! — думал я. — Какой дрянной человечишка… живет на венгерской земле, ест венгерский хлеб и продает своих же!»

Гитлеровец вытащил одной рукой сигарету из нагрудного кармана френча, закурил.

— Что? Что? — строго спросил он.

Пишта Тот спокойно повторил все, что говорил до этого.

— Да, я сказал ему, что пленные такие же люди, как и все… Больше я ничего не говорил.

Говоря это, он стоял прямо, подняв к груди правую, натруженную руку.

Было ли ему страшно в тот момент? Не знаю. Если даже он и боялся, то по крайней мере не показывал этого. В этот момент я решил про себя: что бы со мной ни случилось, я тоже не буду бояться. Бояться нельзя.

Вместе с Пиштой мы ходили в школу. Когда он учился в пятом классе, я уже был в шестом. Отец Пишты работал ночным сторожем в имении Холлоши. У них не было ни дома, ни земли.

И вот теперь Пишта спокойно, как ни в чем не бывало, стоял перед дулом заряженного пистолета гитлеровца, стоял, как крепкое кряжистое дерево на сильном ветру, как должен стоять во время смертельной опасности каждый венгр.

Гитлеровец неожиданно улыбнулся:

— Что такое?! Пленный — человек? Моя немножко понимай по-венгерски… хе-хе…

Он приблизился к Пиште, и только тут я заметил, сколько ехидства в глазах у гитлеровца.

— Интересно, — продолжал он. — Очень интересно. Ваша еще будет говорийт это. Только другой место. Хороший место. — И он кивнул головой другому гитлеровцу, который, поняв его, загнал патрон в патронник пистолета и подошел вплотную к Пиште Тоту.

— Потом… Хороший место поговорим, хе-хе! — Большой кадык энергично заходил у него на шее.

Дуло его пистолета уже смотрело на нас. Нилашисты, увидев это, тоже взяли свои винтовки на изготовку.