Unknown

Пошатываясь, я пошел прочь, как раз в тот момент, когда вдалеке послышались полицейские свистки. Бабушка чуть не умерла от испуга, когда увидела меня. Отмывшись, мы отправились на автобусе в Королевский госпиталь Глазго. Оказалось, что меня порезали острым лезвием, от которого чуть выше брови остался четырехдюймовый шрам. Наложив швы, нас с бабушкой отправили домой, где она сразу же отправила меня в постель без ужина — это было самое суровое ее наказание. На следующий день в школе я носил свои швы как почетный знак, гордившись тем, что у меня появился шрам, как у мальчиков постарше.

Наша школа стояла на вершине холма. Под нами находилась наша церковь, великолепное сооружение, которое казалось мне больше похожим на собор, и центр нашей маленькой общины. Каждый понедельник нас спрашивали, на какую мессу мы ходили накануне: на утреннюю в восемь или на полуденную. Тех, кто признавался, что ходил на более позднюю мессу, допрашивали, почему они остались в постели и не приложили усилий, чтобы посетить более раннюю. И да помогут вам небеса, если вы признавались, что вообще пропустили мессу — это считалось страшным грехом.

Наша преподавательница Закона Божьего была доброй старушкой, в отличие от некоторых других учителей, у которых на сердце был вытатуирован девиз «пожалеешь розгу — испортишь ребенка». Она часто говорила нам, что дорога в рай похожа на высокий столб, покрытый жиром, по которому нужно карабкаться и всегда помнить об опасности соскользнуть в ад, но если мы будем хорошими католиками, Господь поможет нам взобраться на него. Дисциплина в школе была строгой. Любой проступок наказывался ремнем — широким, толстым кожаным орудием пытки, которым били по ладони. Плакать или вздрагивать во время наказания считалось проявлением слабости, но когда меня ударили в первый раз, я чуть не потерял сознание от боли.

Каждую пятницу после обеда бабушку навещал священник. Они разговаривали около часа, а потом она давала ему пожертвование на церковь. Как бы мы ни были бедны, церковь все равно что-то получала от нас. Как бабуля справлялась, ума не приложу. Она получала пенсию как вдова военного, и я считаю, что моя мать и служба социального обеспечения должны были ей помогать. Но несмотря на нехватку средств, питались мы достаточно хорошо.

Субботние дни мы часто проводили в гостях у моих кузенов, Крихтонов, которые жили на окраине города. Двое старших, Роберт и Джон, были примерно моего возраста, и всю вторую половину дня мы играли в футбол, в котором я никогда не был хорош, а потом вместе ужинали. Мы с бабушкой возвращались домой на последнем автобусе, как раз когда закрывались пабы. Автобусы наполнялись пьяными, веселыми мужчинами и женщинами, а импровизированные песни были обычным делом. Мы все присоединялись к ним, помогая начинающему исполнителю петь, выкрикивая припев во всю мощь наших легких, а люди топали ногами и хлопали, чтобы поддержать ритм.

Воскресенье мы с бабушкой проводили вместе. Это был особенный день. Она готовила суп, который сам по себе был почти лакомством. Возможно, потому что раньше я никогда не ела досыта, мне нравилось смотреть, как она его готовит. Накануне она замачивала в воде говяжью косточку, чтобы сварить бульон, а сушеный горох оставляла размягчаться в холодной воде. В день приготовления она мелко шинковала остальные овощи, а затем добавляла измельченный лук и чечевицу. В итоге получался такое густое блюдо, что в него можно было почти воткнуть ложку. А на вкус это было восхитительно.

Однажды в воскресенье я играл на улице на заднем дворике. Такие дворики тянулись позади домов, отделенные друг от друга рядами железных перил. В двух ярдах от себя я заметил одноклассника, Джимми Райана, который плакал. Я подошел к нему, чтобы спросить, в чем дело.

— Я голоден, — всхлипывал он.

Я знал, что его мать живет с ним одна, и спросил, не ушла ли она.

— Она меня заперла.

Тогда я был слишком молод, чтобы понять, что из-за своих отношений с мужчинами у матери Джимми была ужасная репутация. Я отвел его к бабушке. Она знала о его маме, вымыла его и усадила с нами пить чай. Он пробыл у нас до позднего вечера, когда уже надо было ложиться спать, а потом бабушка отвела его домой за руку. Когда она вернулась, то уложила меня в постель под одеяло и укрыла кучей пальто, чтобы согреть.

— Спасибо, что покормила Джимми, бабуля, — прошептал я.

Она поцеловала меня в лоб.

— У меня не так много еды, Гарри, но еще никто и никогда не уходил из моего дома голодным.

Много лет спустя, в один из своих визитов к бабушке во время отпуска, она рассказала мне, что Джимми Райан и еще двое людей пытались ограбить букмекерскую контору в нижней части Алландер-стрит. Одного человека зарезали насмерть. Джимми поймали и приговорили к пожизненному заключению.