Unknown

 Когда Вивиан вышел из комнаты, у герра Бенкендорфа вдруг возникло странное желание поговорить с князем Малой Лилипутии, так что его высочеству отказали в праве утешиться хотя бы воможностью провести друга к карете. Возле крохотных ворот Вивиан и Эспер встретили единственного слугу, которому разрешено было приближаться к дому герра Бенкендорфа. Вивиан неторопливо шел по шероховатому дерну дороги к своей лошади, не удержался и начал думать о разговоре минувшего вечера, а когда он вспомнил приключения прошедших шести дней, у него появились новые причины восхищаться и, вероятно, оплакивать свою необычную судьбу. За столь краткий отрезок времени он спас жизнь могущественного князя, после чего без каких-либо усилий с его стороны князь назвал его своим другом. Как только Вивиан приехал в замок, по счастливой случайности он стал хранителем государственной тайны и помощником в важных переговорах с одним из наиболее могущественных министров Европы. А теперь он, удостоившийся столь пылкой дружбы, столь глубокого доверия и уважения, вдруг оказался на дороге, ведущей в столицу государства, хозяин, принимавштй его в своем доме, является премьер-министром этого государства, а друг Вивиана - его главным подданным, и Вивиану даже не вручили обычное рекомендательное письмо, и очень мала вероятность того, что ему удасться познакомиться с одним из наиболее интересных европейских дворов даже в качестве обычного путешественника.

 Вивиан прошел половину пути по дороге, покрытой дерном, и вдруг увидел справа частную тропинку. Дух авантюризма, которым славятся англичане, тут же внушил ему, что эта тропинка не просто приведет его в Райсенбург - он попадет туда намного быстрее, чем по обычной столбовой дороге. Немного пройдя по тропинке, Вивиан оказался у ворот, возле которых утром попрощался с Бенкендорфом, вдруг очнулся от грез на зеленой тропе и очень удивился, увидев, что у ворот собирается спешиться всадник.

 Вивиана поразило это странное обстоятельство, появление незнакомца невозможно было не заметить. Это был высокий хорошо сложенный мужчина, проезжая мимо, он посмотрел на Вивиана, который отметил его красивую внешность, но лицо было безучастное и отталкивающее. На незнакомце был костюм для верховой езды, в таких обычно ездили курьеры Бенкендорфа, если бы Вивиан не видел этого человека вблизи, он по ошибке принял бы его за такого курьера. Незнакомец равнодушно ехал мимо, к седлу была привязана накидка и маленький дорожный чемодан.

 - Думаю, это дворецкий, - сказал Эспер Георг, заговоривший первый раз после своего изгнания из комнаты.

 Вивиан ничего не ответил, вовсе не потому что был зол из-за его чрезвычайно неприятного визита. Отнюдь, такой человек, как Вивиан Грей, не мог злиться дольше секунды. Но он ни словом не обмолвился с Эспером Георгом, просто потому что был не в настроении говорить. Он размышлял о необычайных событиях минувших нескольких дней, и, прежде всего, его мысли занимал характер Бенкендорфа. Их разговор прошлым вечером снова пробудил в нем любопытство и воскресил эмоции, которые, как он считал, были мертвы или навсегда уснули. По-видимому, философия, которой Бенкендорф руководствовался при построении своей карьеры и благодаря которой он достиг высот величия, была такой же, как у Вивиана Грея в начале жизненного пути - в его случае последствия оказались роковыми, и он считал основы этой философии тщетными. В чем же дело? Какую роковую ошибку он совершил? Тут надо было поразмыслить. Уже тридцать лет, и даже дольше, мир знает о величии Бенкендорфа или, по крайней мере, о его существовании. Он глубоко изучил не только природу человека как такового, но и поведение человека в группе, не только индивидуумов, но и целые народы. Бенкендорф накопил обширные знания о всех предметах, которые могли бы заинтересовать его ближних, и когда шанс, который приходит в этом мире ко всем мужчинам, пришел к Бенкендорфу, он был во всеоружии.

 Знания Бенкендорфа были равны его гениальности, он зависел лишь от себя и добился успеха. Вивиан Грей был не глупее других, бросился на это поприще, возрастом он был мальчик, но чувствами - мужчина. Сколь бы ни был блестящ его гений, знания его, конечно, были недостаточны. Он не мог полагаться только на себя, поэтому, естественно, ему пришлось обратиться за помощью, пришлось внушать людям чувства, которые они не могли разделить, потакать мелким слабостям, которых у него не было, и управлять ими. Его коллеги должны были стремиться к удовлетворению. своих личных интересов - самой осязаемой из всех абстракций, и одновременно способствовать достижению великой цели, которую не в состоянии были постичь из-за своего скудоумия. Эта противоестественная комбинация провалилась, а ее автор потерпел крах. Он чувствовал, что вера в возможность возвращения к надеждам, чувствам и стремлениям его отрочества - самая тщетная из иллюзий. На это мог рассчитывать человек вроде Бенкендорфа, чья карьерная тропа была терниста и извилиста, но неизменно вела к успеху, человек, принимающий заботы за печаль, а тревоги - за скорбь.